— Ты слишком много знаешь, Исава, — зло процедил он через узкие
губы. — Садовник чересчур много тебе доверил. Я могу это понять, он
подобрал тебя, взяв за тебя ответственность, ты воевал рядом с ним,
но сейчас времена переменились. Ты просто опасен для него теперь,
понимаешь ты это, тупой служака? И просто из благодарности за все
предыдущие благодеяния твоего господина тебе лучше покончить с
собой. После того, как закончишь начатое.
Похоже, он прав. И мне придется так поступить. Просто из
человеческой благодарности...
Он указал мне на лестницу сложенным веером, и я молча поднялся и
пошел вниз. Он спускался следом, и я чувствовал спиной его ледяной
взгляд.
Я уже выходил из башни, когда он бросил мне вслед во
всеуслышание:
— Господин архивариус хвастает, что обладает свитком времен
Адзути, в котором интересующая вас тема описана исчерпывающе. Я
думаю, он не откажет вам в вашем положении, господин Исава.
Я поклонился ему, прежде чем покинул это место навсегда.
***
Архив! Оплот Позолоченной молодежи, читателей поэтических
сборников времен Хэйан, коллекционеров свитков, ценителей
августейших автографов, игроков в рэйки и го, подвижников ложных
записей, мастеров путать документы, двухвостых неуловимых
интриганов, зубастых лихоимцев, нечистых на руку и сердце, шептунов
в уши вышестоящих, ничем не доказавших свою мужественность
женоподобных ценителей романов о царевиче Гэндзи. Лисы во плоти,
никогда не снимающие маски приветливости, — так называл их господин
старший садовник в беседах без посторонних.
Я вошел туда ежась, предчувствуя, что буду сожран мгновенно и
без остатка и кости мои сгинут неведомо где и монах над ними сутру
не споет.
Я замер перед раздвижной дверью в эту обитель зла в главном
здании княжеского дворца, слева от Зала аудиенций, робко заглянул
внутрь, а внутри кипела работа.
Десяток юношей в изысканной одежде разбирали груду сваленных у
входа пачек из сложенных в учетные тетради длинных полос дешевой
пожелтевшей бумаги. Шипя сквозь зубы, они поднимали очередную
отсыревшую после хранения в башне тетрадь кончиками отточенных
ногтей или чихали от пыли на пересохших покоробленных сгибах,
читали пометку о дате, складывали в стопы, откуда их перетаскивали
поближе к человеку, возглавлявшему это заведение, человеку с
большой красной печатью.