— Уважаемый Накадзима, в последний раз я помогал умереть
человеку очень давно. Вы должны понимать.
— Помоги мне, Исава.
— Я помогу вам. Обязательно. Но есть одно важное
обстоятельство…
Я не мог ему сказать — я левша… Здесь до сих пор никто не знает.
Но я знаю. Страшно унизительное обстоятельство, которое мне удачно
доводилось скрывать столько лет…
И я не могу признаться Накадзиме ни в чем подобном. Что с ним
тогда станется? Нет, не могу признаться.
— Сколько у нас есть времени, почтенный Накадзима?
— Очень мало. Может быть, до вечера. Утром я сделал доклад о
недостаче на складах, и сейчас люди княжеского совета проверяют
расходные книги, готовятся к приезду ревизора. Потом все отобедают.
А потом, может быть, пойдут на склады, где я буду официально уличен
в растрате. Они не спешат. Они все уже знают, я думаю. Они дают мне
время на пристойный исход.
Еще и времени оставалось мало.
А сэппуку не терпит спешки. Сэппуку не терпит суеты. Помощник в
этом ответственном обряде должен быть спокоен, собран и
сосредоточен.
Нужно время подготовиться, обратиться к предкам за поддержкой,
пройтись по лезвию меча свежим гвоздичным маслом. Приличная одежда
требуется опять же. А у меня ее нет. Придется просить и становиться
обязанным. А как я верну? Я же никто. Младший помощник садовника.
Своего дома не нажил — в призамковой казарме живу, от выплаты до
выплаты перебиваюсь с риса на просо. Придется идти просить
одолжить, дать на время…
С другой стороны, медлить тоже нельзя — в любой момент мог
поступить официальный запрет на любую помощь, любое участие в этом
деле, и тогда Накадзима останется совсем один.
— Как же так вышло, друг Накадзима? — произнес я.
— Не спрашивай, Исава. Не стоит.
— Я был уверен, что у тебя все хорошо.
Его лицо исказилось.
— Одна недостача, видно, потянула за собой другую. Кто-то
умолчал, кто-то не заметил, а я потопил все окончательно сам, когда
затеял это дело с фейерверками для столичного праздника. Оказалось,
что мы даже половины необходимого не можем изготовить. Ни запасов,
ни средств. И вот эта проверка, так не вовремя... Больше я ничего
не могу сделать, Исава.
Я видел отчаявшегося человека и понимал, что он, несомненно,
покрывал кого-то. Кого-то, кто держал благосостояние его семьи на
вытянутой руке. Он знал, кто это. Он понимал, я думаю, что шел по
единственному коридору к последнему выходу, оставленному для него.
И он шел к этому выходу.