Вкус запретного плода - страница 40

Шрифт
Интервал


– О том, что станем говорить полицейским. – Нина подергала точеными плечиками. – Ты же понимаешь, что им нельзя говорить всего.

– То есть? – Ляля выключила воду и села в клиентское кресло на своем рабочем месте.

– Им нельзя говорить всей правды, Ляля. – Нина уставила на нее змеиные глаза. – Любое сказанное слово может быть использовано против нас. Ты это понимаешь?

– Допустим.

– А если понимаешь, то про звонок Натальи Павловны молчи!

– Про какой звонок? – Ляля почувствовала, как ее бледные щеки окрасились в красный, она часто заморгала. – Я не понимаю, о чем ты?

– Ах вон как! – Нина рассмеялась, шлепнув себя по коленям ладошками. – Молодец, Ляля! Сто баллов. Зачет!

– Хватит! – вдруг крикнула Ляля, вскакивая с места. – Хватит ржать, Нинка! Ведешь себя как дура! Что ты от меня хочешь вообще? Что ты все ходишь, вынюхиваешь? Иди, иди в свой зал!

– Я пойду. Хорошо, дорогая. Как скажешь. – Нина встала, той же самой развязной походкой дошла до дверного проема, обернулась на Лялечку. – Все, что я хотела, я узнала.

И она ушла. И не слышала, как Лялечка прошептала ей в спину:

– Гадина!

И не видела, как Лялечка тут же кинулась к мобильному телефону и принялась названивать Светлане. А та вдруг оказалась вне зоны действия сети. И когда вместо девушки из полиции к ним в салон для разговора явился высокий рыжеволосый парень, Лялечка неожиданно расплакалась. Но плакала она тихо, украдкой. В комнате отдыха. Подальше от любопытных глаз.

Нина этого не видела. И знать не могла о причине ее слез.

А плакала Лялечка, потому что неожиданно посчитала себя преданной.

Глава 7

Молодой человек, сидевший в допросной комнате перед Кириллом, так сильно трясся всем телом, что стул под ним тихонько поскрипывал. Он старательно зажимал коленями ладони, крепко сжимал челюсти, глубоко дышал, но справиться со страхом не выходило. Об этом свидетельствовал его затравленный плывущий взгляд и странная трясучка, выводившая Кирилла из себя.

– Вы чего так нервничаете, Евгений?

– Что? – Парень дернулся, будто Кирилл отвесил ему пощечину.

– Чего трясетесь, гражданин Сысоев?

Тот потупил взгляд. Подумал. Потом поднял глаза на Кирилла и ответил:

– А вы бы не тряслись? Когда… Когда узнали бы, что вашу хорошую знакомую убили! Убили таким зверским способом! Господи!

Он закрыл лицо руками и громко всхлипнул. Неподдельно.