Поэтому, когда он медленно подъехал
и, опустив стекло, стал просить не дурить и садиться в машину, я
сделала вид, что не слышу его.
— Кукла, ну, хорош! Садись, и мы
поговорим, — слышала я, но гордость уже взяла верх над всеми моими
остальными чувствами, так что я никак не реагировала на его
слова.
— Детка, не дуйся! Поехали, куплю
тебе вкусняшки, — пытался он заманить меня по-хорошему. Но я не
поддавалась.
— Да ладно! Серьезно? — голос Дамиана
с каждым словом менялся на все более жесткий. — Я, по-твоему,
сопляк какой-то, который будет таскаться за тобой и пресмыкаться? Я
сказал, садись в машину! Значит, ты должна сесть в машину, — его
тон дошел до приказного, а мне это нравилось все меньше.
— Я буду делать все, что захочу. Ты
не мой хозяин! Напомнить, в каком году в России рабство отменили? —
все же, не выдержала и, сверкая молниями, выпалила я.
Машина резко затормозила, и Дамиан
выскочил из своей тачки, словно ураган. Налетел на меня и, схватив
за руку, попытался насильно затолкать в салон, причиняя боль.
— Отпусти — пискнула я, выдергивая
руку из захвата и потирая покрасневшее запястье.
— Ты моя! Запомни это! Можешь
попсиховать, но как миленькая вернешься ко мне, — выпалил он и
вернулся в машину. — Больше таскаться за тобой не буду! Надумаешь,
сама придешь.
— Посмотрим, — буркнула я, глядя
вслед удаляющейся спортивной тачке.
Мы оба словно два быка уперлись рогом
и не хотели идти навстречу. Ни он, ни я не были готовы уступить. В
школе мы делали вид, что не замечали друг друга. Но на самом деле,
я страдала и незаметно посматривала на Дамиана. Девчонки говорили,
что он делал то же самое.
— Что у вас случилось? Ты ведь его
любишь! Что могло произойти? — допытывалась Дашка, не понимая, с
чего вдруг такой разворот на сто восемьдесят градусов?
— Не важно. Я обиделась и наговорила
ему такого, что обидела его. Теперь мы оба дуемся и не желаем
делать первый шаг, — ответила я.
Девчонки ловили момент, наверстывая
упущенное. Дашка и Сенька веселили меня, как могли, водили после
уроков гулять в парк, кафе и кино, развлекали новыми сплетнями. Тим
в школе не появлялся, так как мама ему запретила в таком виде
показываться перед учителями. Он спускался ко мне по вечерам под
предлогом «узнать уроки», с ним мы болтали подолгу в подъезде. Не
знаю почему, но он очень быстро стал каким-то очень близким
человеком. Мне нравилось говорить с ним, делиться какими-то
проблемами. Он, хоть и был моим ровесником, мною воспринимался, как
старший брат.