Алекс внимательно посмотрел на одного братца, потом на другого и
печально протянул:
— Сочувствую.
Братец Дин, тем временем, проводил взглядом девушку, непонятно
хмыкнул и подмигнул младшему:
— Тут кормят, Сэмми, значит, сразу не прибьют, а там
разберёмся.
— Никто и ничто не причинит вам вреда в этом месте, моё слово, —
тут же встрял хозяин. — Если сами не полезете, конечно. Идём, что
ли? Вы не смотрите, что дом снаружи не очень, внутри он раз в пять
больше. И… Ну, извините, что вот так без спроса вас потащили,
некогда было разжёвывать, нас там сильно хотели, и вовсе не в
хорошем смысле. Вот лестница на второй этаж, там все комнаты
гостевые, выбирайте по вкусу. И не опаздывайте на ужин! А то моя
нежная и хрупкая сестричка сильно обидится. А обижать некромага —
лучше сразу застрелиться, проще будет, — это он уже пробормотал под
нос совсем неслышно.
-------------------------------------------------------------------------------
[1] «Двенадцать стульев» (СССР, 1976
г.)

– 3 –
— Вечер перестаёт быть
томным…
Гоша, он же
Гога[1]
Фигасе у них тут апартаменты… Как в трехзвёздочном отеле. Небо
будто нарисованное, полторы луны сияют, в открытое окно слышен шум
волн — где-то рядом море, явно. Или океан. Младший братец свернул в
первую же дверь и с довольной мордой увеялся в душ, предварительно
вытолкав из комнаты возмущённого старшего со словами: «Это тебе не
мотель», пришлось топать дальше, в результате дотопав до
двухуровневого лофта. Мда…
Вздохнув, Дин привычно взъерошил ещё влажные волосы и отвернулся
от окна, застегивая чистую рубашку. Настороженно бегать по
коридорам с оружием наперевес не хотелось категорически, и это было
странно. Странным было даже то, что это не воспринималось как
странность. Жрать, однако, при этом хотелось нечеловечески,
учитывая, что последний раз они с братом что-то там жевали больше
суток назад, и вообще, нельзя допускать, чтобы девушка обижалась.
Значит, пора искать кухню или что там у них вместо оной.
Бодро сбежав по ступенькам вниз, Винчестер покрутил головой и
уверенно свернул на запахи. Короткий коридор, увешанный какими-то
фотографиями и картинами, поворот, две двери, одна распахнута
настежь и открывает приятный глазу и желудку вид на обширную кухню
с большим круглым столом посередине. На плите что-то булькает и
шкварчит, ароматы такие, что прям хоть ложись и помирай!
Неудивительно, что увлечённый сглатыванием обильной слюны старший
Винчестер не сразу заметил хозяйку, сосредоточенно что-то
нарезавшую за угловым столиком, и встрепенулся, лишь когда она
заговорила: