Глубоко вдыхаю. Шумно выдыхаю. И так несколько раз.
В груди жжет. Яростно. Непрестанно. Отчаянно.
Я все так же сильно люблю его… И что с этим делать теперь? Я ведь сама все разрушила. Вина на мне из тех, которые и через две жизни не прощают. А если бы он даже попытался простить, знаю, что эта рана загноилась бы и в какой-то момент прорвалась страшной болью для нас обоих. Видела все это в его глазах. Чувствовала. Тогда. А сейчас… Сейчас все это, вместо того, чтобы немного стихнуть, будто во стократ умножилось.
Два дня. Еще два дня, и наши жизни вновь разойдутся.
Я смогу. Я выдержу.
По возвращении не планирую на Чарушина смотреть. Запрещаю себе. И все равно смотрю. Он меня притягивает, словно магнит. Не могу противостоять.
Наблюдаю за тем, как раскованно он себя ведет. Смеется и без рук оттесняет Вику к перилам. Плавно качнув бедрами, недвусмысленно выказывает свой интерес.
Внутри меня что-то натягивается и с глухим треском лопается. И ладно бы, если бы стало легче… Так нет ведь. Топит. Душит. Заламывает.
Резко сталкиваемся взглядами, не успеваю отвернуться. Тело незамедлительно током прошивает. С лица Артема сходит та игривая улыбка, которую он секунду назад дарил Протасовой. Меня же он припечатывает словно бетонной плитой самых тяжелых и мрачных эмоций.
Разрываю этот контакт и с трудом возобновляю дыхание.
Не хочу видеть, как они уйдут вдвоем. Все и без того понятно… Он с ней. По коже такой холод ползет, вздрагиваю всем телом. Скручивает за грудиной с невыносимой мукой.
– Сонь, я спать пойду, – ловлю ее за руку, чтобы предупредить.
Все танцуют и веселятся. А мне что? Я, видимо, не создана для подобных развлечений. Притворяться не умею.
– Да куда? – на мою талию совершенно неожиданно ложатся ладони Фильфиневича. – Музыка гремит, все равно не уснешь. Оставайся. Улыбайся. Не будь ты такой занудой, – своими движениями пытается заставить меня танцевать. Невольно поддаюсь, потому как ощущаю значительное физическое преимущество. – Раньше четырех ноль одной никто никуда не расходится.
– Почему именно четырех ноль одной? – выдыхаю машинально.
– В четыре ночь заканчивается.
– Ночь заканчивается в шесть. Это всем известно.
– Зануда, я что говорил… – хмыкает Фильфиневич, продолжая меня покачивать.
– Просто так правильно… – мямлю, пока голос резко не срывается.