Становится легче: словно поговорила с кем. Засыпаю прямо за письменным столом, уронив голову на исписанную страницу.
Передо мной возникает Агаткино лицо, и она громко и членораздельно произносит: «Видеть себя голым во сне – к неразумным поступкам». Я вздрагиваю, просыпаюсь, чуть не упав со стула, осознаю ситуацию и тащу своё затёкшее тельце на диван. Перед тем, как снова погрузиться в сон, успеваю подумать: «Интересно, мой звонок по тому загадочному телефону, это разумный или неразумный поступок?»
Глава 7
Утро на рабочем месте начинается по-боевому. Открывая дверь своего кабинета, я уже слышу, как надрывается на моём столе телефон. Оказывается, меня жаждет услышать давешний мой знакомец, Анатолий Петрович Гуляев. Он огорошивает меня одним единственным вопросом:
– Скажите, Татьяна Владимировна, не упоминала ли Агата при вас когда-нибудь имени Вениамин?
– Нет, – удивлённо отвечаю я, не раздумывая.
– Не торопитесь, вспомните, – мягко настаивает следователь.
– На память не жалуюсь, – начинаю тихо свирепеть я: за дуру он, что ли, меня держит? – Уж такое редкое имя я бы точно запомнила.
Не успела я открыть рот, чтобы поинтересоваться, какое отношение имеет этот Вениамин к Агате, как, буркнув то ли «спасибо», то ли «до свидания», Анатолий Петрович повесил трубку.
Куда только подевались его приличные манеры, которыми он так поразил меня в кафе! А самое главное, что он оставил меня умирать от любопытства, кто такой этот Вениамин. Это жестоко с его стороны…
Вениамин… Веня… Не знаю ни одного Вениамина, кроме актера Смехова.
Ещё минут пять я ломаю мозги над этой загадкой, потом говорю себе вслух: «Да, воистину, трудно вспомнить то, чего не знаешь»,– и в таком слегка взвинченном состоянии, открываю лежащую передо мной папку с рукописью.
С романом Берсеньевой я вчера разделалась. Дора Сергеевна только что подбросила мне свежую работёнку.
«За час до убийства». Михаил Кожин»,– читаю я на обложке папки.
Кожин… Где-то я уже о нём слышала. Ну, разумеется, это тот самый тип, которого так нахваливала Агата. Как в воду она глядела – действительно мне придется править его рукопись.
Я частенько разговариваю сама с собой. Привычка, тянущаяся за мной из самого детства. Вот и сейчас я развязываю трудно поддающиеся тесёмочки папки, нараспев бормоча себе под нос возникающие в моей голове рифмы: