– Пошла вон! Задолбала! Видеть тебя не могу больше! Отцепиииись! – заорал он как-то раз. На ровном месте, как показалось помертвевшей от ужаса Марии. Все ее попытки удержаться в жизни Аркадия в любом угодном ему качестве, ни к чему не привели.
Пару недель спустя, опухшая и подурневшая от слез и бессонных ночей, Мария предстала пред синими очами с известием о беременности:
– Вот так, любимый мой, доигрались мы с тобой… что теперь делать? Может, все-таки вернешься, а? Нам же так хорошо было вместе? Помнишь? Ребеночек появится, заживем семьей.
Аркашу передернуло, он сразу предложил денег на аборт и стал совать ей в руку скомканные купюры, в глаза не глядя.
– На, вот…реши как-то проблему. И пожалуйста, не суйся ко мне. Все кончено. Ясно? ВСЕ.
Мария деньги взяла, но аборт делать не стала, втайне надеялась все же, поймать его на живца. Надежду эту ей позволил питать его вид преступника, пожелавшего избежать заслуженного наказания. Скрывался Аркадий довольно успешно, избегал ее и не видел, как растет живот, какой неуклюжей она стала. Но сколько веревочке ни виться… столкнулись-таки в институтском коридоре, когда положение ее стало очевидным для всех и каждого. Фактически Маня перегородила ему дорогу огромным своим пузом, деваться было некуда, Аркаша загрустил.
– Ну чего тебе? Что еще? Я же просил…ну? Чего ты хочешь от меня? Кто ты мне? Хватит таскаться за мной! Ничего серьезного между нами никогда не было! Оставь меня в покое!
Машенька смотрела на него с немым укором, ловила взгляд, но не добилась ничего. Подлец не только предложение делать не собирался, но вообще вид сделал, что знакомство их шапочное. Затем и вовсе, неожиданно мягко отстранил ее и ушел, ни разу не обернувшись. Мария, вопреки очевидному, поверить не могла что ТАКОЕ возможно, что он вычеркнул из жизни их месяцы счастья и своего ребенка заодно. Все было зря, Аркадий удрал и не вернется. Несколько позже до нее дошли слухи о том, что он женился на шведке преклонного возраста и укатил в Стокгольм. Больше она его не видела и как сложилась его жизнь, Мария так никогда и не узнала. Он поманил ее, использовал и выбросил за ненадобностью, как бросают дети надоевшую игрушку. Мария люто невзлюбила ребенка в утробе, направив на него свою боль и отчаянье отвергнутой женщины. Для нее не имело значение то, что он и не манил ее вовсе, и то, что она его себе придумала. В воображении Мани он соблазнил ее, завлек и бросил. Она рассказала себе ту историю, которую хотела, и поверила в нее всем своим существом. А что еще оставалось?