Ужин, всё та же баланда, прошёл, стемнело. Лёжа рядом с Иваном, Василь спросил шёпотом:
– Ты на шо лопатку принис?
– Сгодится, – неопределённо ответил Иван.
Но Василь не удовлетворился ответом:
– Ото, я думаю, за крапивою, там можно копать.
– Ладно ты, – остановил односельчанина Иван, – чем меньше говорить, тем лучше. Давай спать.
– Ага.
К ним придвинулся Бартев.
– Что, Миша? – спросил Иван.
– Немцы уже вроде на Киев двинулись.
– С чего ты взял?
– Гауптман с фельдфебелем разговаривали.
Иван насторожился: он видел, что фашисты беседовали, даже слышал разговор, но говорили они на немецком.
– Ты знаешь немецкий?
Миша смутился:
– Понимаю немного.
– Откуда?
– Так в нашей деревне немцы, переселенцы…
– Ага. – Иван успокоился: как украинцы в Богдановке.
Михаил отодвинулся, ругая себя за неосторожность: выдал свою маленькую тайну; чем меньше о тебе знают, тем безопаснее.
Настоящая его фамилия была Бартель. Отец его происходил из немцев, которых ещё Екатерина Вторая поселила на Волге. Мать была дочерью еврея, управляющего в поместье обрусевшего немца, дворянина. Общаясь с детьми помещика, Сара вполне сносно научилась говорить на немецком, а когда подросла, то и грамоту немецкую освоила по настоянию отца. Когда же началась революция и перемешала все нации и сословия, случилось так, что немец Василий Карлович Бартель влюбился в еврейку Сару Давыдовну Шнейдер. Они поженились. В тысяча девятьсот двадцать втором году у них родился мальчик, которого назвали Михаилом. В свидетельстве о рождении в графе «национальность» ему записали: еврей. Когда подросший Миша, учась в девятом классе, поинтересовался, почему еврей, а не немец, мать сказала:
– Быть евреем в нашей стране выгоднее, чем немцем.
Миша понял: в стране шла повальная поимка немецких шпионов. Понял он и другое: почему так неожиданно три года назад они сорвались из своего городка на Волге и уехали в Сибирь, в деревню, в которой была школа-семилетка, куда взяли учителем математики его отца. Прежде отец был директором полноценной десятилетней школы и преподавал не только математику, но и немецкий. Кто-то написал в органы письмо о том, что Василий Карлович, скорее всего, шпион. Следователем оказался еврей, давно сменивший еврейскую фамилию Цукерман на Сахарова, который знал и Сару, и Василия, он и намекнул, что у него есть «интерес» к Саре. Сара пришла к нему на приём, догадываясь, в чём заключается этот «интерес». Она попросила Сахарова отдать ей письмо и не арестовывать мужа. К просьбе приложила золотые серёжки, доставшиеся ей когда-то от матери. Следователь не стал ломаться, взял серёжки, открыл папку, в которой только и был один листок, но прежде чем порвать его, предупредил: