Важно не смешивать ни одну из двух указанных версий метафизики с диалектикой, посчитав достаточным определить, например, одну из версий диалектическим идеализмом Гегеля, а другую диалектическим материализмом Маркса, в котором диалектика Гегеля оказывается перевернутой с головы на ноги.
Имеется одно банальное обстоятельство, которое всем прекрасно известно, но о котором мы почему-то склонны забывать или его игнорировать в момент обсуждения интересных технических вопросов: так называемая российская государственность возникла в результате поражения России–СССР в третьей мировой войне.
Нынешняя «государственность» появилась в результате разгрома и поражения России в ее многовековой войне с «цивилизованным миром». Эта «российская государственность» была допущена нашими победителями только для того, чтобы закрепить результаты третьей мировой войны, сделать их необратимыми20.
Государственное мышление нашего Отечества в системе диалектики рационального и внерационального предполагает рачительное, заботливое отношение к институционному оформлению нашего общества. Никакой социальный институт, имеющийся в указанной системе, не может быть предметом нападок или предметом отрешения от жизни общества. В то же время возникновение социальных институтов, инспирированное из-за рубежа в тех или иных целях, должно быть предметом пристального внимания. Они не должны становиться источниками роста социальной энтропии. В то же время социальный авангард страны должен быть институционально оформлен, то есть социальный авангард должен получить институциональную законченность и его институциональная оформленность не должна заужаться по-западному до значений политической партии, среднего класса, социальной элиты и т. д.21
Особенностью отечественной истории, которую отмечали все без исключения исследователи, являлось противостояние двух тенденций, двух веяний: европейской модели общественного развития и национальной самобытности (того, что называют «почвой»). Всех российских правителей можно условно разделить на почвенников и западников. Первые пытались ограничить воздействие европейских традиций, развивая русские. Вторые, напротив, объединяли понятия общественного прогресса и европеизации как взаимосвязанные явления. Этот «водораздел» наметился еще в период раздробленности, когда удельные князья размежевались, в том числе и во взглядах на проблему европеизации (вспомним Александра Невского, который признал царями ордынцев, и Даниила Галицкого с его ориентацией на союз с Ватиканом).