Стоит отметить, что сюжетная значимость образа Фёдора Долохова доказывается довольно просто: при исключении этого героя из текста романа всё действие его неизбежно останавливается, тогда как без героев вроде Бориса, Берга, Билибина и др. мы легко себе можем представить сюжет «Войны и мира». Долохов у Толстого встречается читателю и в мирных, и в военных эпизодах, с одинаковой лёгкостью вписывается и в мир Москвы, и в мир Петербурга (тогда как герои Толстого в основном любят Москву, а в Петербурге чувствуют себя не на своём месте, или наоборот). Такая «вездесущесть» Долохова делает его образ важным для анализа поэтики «сцеплений» романа «Война и мир», поэтому закономерным представляется рассмотреть автобиографические толстовские импликации, преломившиеся в этом персонаже, и систему сюжетных мотивов, в которую Долохов вовлечён и которую во многом генерирует.
В соответствии с декларировавшимся Толстым стремлением установить пронизывающие весь романный мир «сцепления», а также в связи с отчётливым антропоцентризмом философии художника хронотоп героя понимается как важнейший полюс смыслопорождения, позволяющий проследить как семантику внутритекстовых мотивных «сцеплений», так и внетекстовое авторское видение данного типа личности. Кроме того, в контексте отчётливого тяготения современного литературоведения к реконструкции сверхтекстовых образований в работе ставится вопрос именно о «долоховском тексте» Толстого как смыслопорождающей парадигме, созданной в процессе напряжённых исканий художника в области феноменологии человеческой личности.
Настоящее исследование посвящено определению места Долохова в системе персонажей романа «Война и мир» и в масштабе всего толстовского творчества. В современной науке о Толстом отсутствует связная, целостная реконструкция концептосферы Долохова – как в её исторической ретроспективе (внепрототипические источники образа), так и в функциональном отношении – с точки зрения влияния на структуру романного повествования. Мотивы, составляющие концептосферу образа Долохова, в творчестве Толстого регулярны и представляют собой устойчивое семантическое единство, парадигму, «текст» героя, причём сам Долохов является кульминационной точкой в динамике этой парадигмы. Эти наблюдения позволили говорить о «долоховском сюжете», «долоховской парадигме» или «долохов-ском тексте» в наследии великого романиста.