— Да... Но нет. Это вряд ли. Практически невозможно! — лицо
Сергея Валерьевича стало обычным и решительным. Андрей понял, что
сделал правильный ход. Но все равно чувствовал напряжение по
отношению к себе. Взгляд Сергея Валерьевича был теперь холодным,
будто Андрей его сильно разочаровал. — У нас все еще шесть дней.
Срок не уменьшили. Работай, — грузно поднимаясь из-за стола, как-то
слишком спокойно закончил разговор Сергей Валерьевич и пошел к
двери в дом. Андрей поднялся вслед за ним.
Молча Сергей Валерьевич забрал со столика смартфоны и в
сопровождении охранников прошел к выходу.
— На связи, — лишь на прощание сухо, не оборачиваясь, сказал он,
и Андрей закрыл за ним дверь.
— Ты была в гостиной, пока мы общались? — Андрей сел за стол на
кухне. Суп уже остыл.
Алиса отрицательно покачала головой.
— В доме не говорим на серьезные темы. Особенно в гостиной.
Охранник мог подкинуть прослушку.
Алиса еле видно пожала плечами:
— А мы прямо-таки часто на серьезные темы говорим. Про секс-то
можно?
— Это можно. Пусть слушают, какой я гигант в этом деле, —
улыбнулся Андрей.
— Хах, гигант. Так, две минуты, — засмеялась она.
— Э-эй, вдруг и досюда добивает. Не поймут же, что шутишь, —
ответил Андрей.
Алиса подняла одну бровь, давая понять, что она как бы не шутит,
и показала язык.
Андрей подключил все ресурсы офиса на поиск возможных утечек
используемой связи и хоть какого-то защищенного канала, через
который все же можно было бы безопасно общаться.
Шестой день подходил к концу.
Он сидел в темноте у камина и смотрел на огонь. В доме было и
так очень тепло, но играющие языки пламени помогали думать. Андрей
все еще не понимал мотива всего происходящего. Изменить мир к
лучшему? Но это так утопично, что глупо и смешно. Алиса, конечно,
вчера высказала неплохое виденье ситуации, интересную философию и,
возможно, даже мотив. Но он был слишком идеализирован. Это все
молодость и вера в лучшее, доброе, светлое. Но люди не такие. Все
делается для чего-то. Или это уже профдеформация Андрея? Он отметил
эту мысль, но не согласился с ней. Андрей не помнил такого, чтобы
даже за ширмой самых благих дел не просматривалась некая личная
выгода. Будь это связано с меркантильностью или с властью, местью,
чувством собственного величия, или чем-то еще, но не просто
«сделать лучше». Так не бывает.