о правилах напомнят и попутно
внесут пометку в свежий формуляр.
Предложат мне Конфуция, Платона,
чьих истин не затронул книжный бум,
и улыбаясь честно и смущенно
отвечу, что я в этом ни бум – бум.
А после, забывая время суток,
знакомцев полистаю не спеша:
здесь – Вордсворт, Китс, а там —
суровый Слуцкий
и Ади отболевшая душа.
И словно прекратив свое круженье,
мне призраки откроются на миг,
летающие с вечным вдохновеньем
среди библиотекарей и книг.
…Когда-нибудь и я пенсионером
устроюсь гардеробщиком сюда,
одетым как в театр на премьеру,
жаль облысею, видимо, тогда.
Служителем духовности палаты,
Платона разбирая по словам,
я буду подавать пальто и шляпы
и на прощанье вежливо кивать.
* * *
На фотомастера итог
самоотверженных исканий
смотрю с надеждой, но душа
все отозваться медлит, медлит,
и черно-белая страна
расплывчатой загадкой дремлет.
И кажется, еще немного —
и мир художника уйдет
куда-то вдаль неразделенно,
и тайну этих светотеней
и изощренность мастерства
уже не вспомнить…
Но – внезапно
забьется сердце учащенно,
дыханье дрогнет у листа,
где женское лицо живое
притянет внутренним огнем,
и мир другого человека
и мой, и мастера – безмолвно
соединяются в одно.
* * *
Вновь улицы знакомые приметы
я провожаю взглядом отрешенным —
сырых берез темнеющие ветви,
в туманных очертаньях крыша дома,
и в слякоти весенней колея
напоминает что-то отдаленно.
И в дымке моросящей догоняют
из форточек на первых этажах
обрывки сериала, звон стаканов,
прохожего задумчивого шаг
и где-то лязг вокзальный…
И, кажется, несет меня, несет
течением невидимого света,
к первоначалу, к центру, незаметно
вбирая в освежающий поток.
И тихое приходит обновленье,
как будто эта серая весна
под мокрым покрывалом неба
освобождает чувства ото сна
к полузабытым за зиму
стремленьям.
* * *
В потоке дремлющего света,
в миротворящей тишине
дыханье теплого паркета
передается тихо мне.
Застыло время. Только свет
в домашней плавает вселенной,
пронизывая окна, стены
и беспорядок на столе.
А вот и гостья (переливом
ее блистает чешуя) —
косится солнечная рыба,
хвостом несмело шевеля.
Ее приветствие – как знак
симпатии к любым стараньям
по капле света наполнять
земную чашу мирозданья.
И в чистом таинстве квартиры
дрожащим на лице пятном
с людьми, природой,
целым миром
всеобщей связью я скреплен.
Дыханье легче, взгляд светлее,
и возвращает не спеша,