Я затушила остатки сигареты в большой железной пепельнице, и совсем уже было решилась уйти по-английски, как мое натренированное ухо услышало в речи дружков Алекса знакомые слова.
– Я не знаю, почему она не может оприходовать этот товар. – довольно громко возмущался один из парней. – Говорит, нет документов нужных, а у швейцарцев каникулы. А без этого оприходования мы не можем участвовать в тендере. Не буду, говорит, подписывать, меня за мошенничество посадят. Вот такая песня.
– Так достаньте швейцарцев, кто-то там у них есть дежурный? Такое бабло, а они не могут дать документы? – его собеседник явно был раздосадован. – И уволь нахер свою бухгалтершу, почему она не может сделать, что ей говорят?
Мне стало интересно, и, сама не понимая, что делаю, я остановилась и прислушалась.
– Черт его знает. Говорит, что нельзя, не соответствуем условиям тендера. Товар должен быть на балансе. Тендер в понедельник. Подача заявок до нуля часов воскресенья. А швейцарцы выходят только в среду. – мужчина вздохнул и нервным жестом в который уже раз проверил телефон.
– Б**. – выругался второй, сделал шаг в мою сторону, скомкал окурок в пепельнице и отвернулся, глядя на улицу. – Вот скажи, почему я должен заниматься такой херней? Контракт подписали, все решили, и все равно спотыкаемся на ровном месте. Аудиторам звонили?
– Нет – первый покачал головой – она только что сказала. Позвонила такая, типа не при делах. Не пришли документы. Пятница. Вечер. Вот, я сразу к тебе. – он развел руками. Мужчины молчали, глядя друг на друга, второй запустил руку в волосы, явно напряженно обдумывая. Вот чудаки! Проблема пустяковая, а они так мучаются.
Ну да ладно, дело не мое. Пойду.
– Если мы тендер провалим… – начал первый, и осекся. – Это будет пи****
– Согласен – протянул второй.
– Чего делать?
Моя жалостливая, сердобольная душа не выдержала, и вопреки всем законам здравого смысла, и предостережениям классиков «Никогда не разговаривайте с незнакомцами», я выпалила:
– Пусть сделает неотфактурованную поставку. Это допускается налоговым кодексом.
Мужчины медленно и недоуменно повернулись ко мне, пристально разглядывая того, кто нагло подслушивал и вмешался в их конфиденциальную беседу. Я внутренне съежилась и стремительно пожалела, что раскрыла рот. На меня смотрели две пары чужих, настороженных и даже враждебных глаз. Но отступать было поздно. Сказала «А», шагай вперед… Сглотнув комок, подступивший к горлу от какого-то детского испуга, я набрала в легкие воздуха и снова заговорила.