- Ламиса по зиме деревом по голове
ударило, когда сосны валили для храма, так он тоже на другой день
поднялся, - вспомнил старшина.
- Ха! Ламис! Да ему корабль груженый
на голову скинь – ничего не случится. Разве что корабль в киле
переломится… Голова мало того что без начинки, так еще и костью все
внутри затянуло еще в младенчестве! – это уже Арисат.
Так – интересный факт: местные жители
предполагают, что вместилище разума располагается в голове.
Несмотря на ситуацию, я продолжал анализировать всю доступную
информацию – похоже, пришел в себя окончательно.
Встал:
- Ладно, раз я здоров, то где мои
вещи? И поесть тоже не мешает – только умоюсь сперва у ручья.
* * *
Аппетит сегодня был зверский. Я умял
две полные миски недосоленной каши, кусок вяленой рыбины, парочку
распаренных сухарей и пресную лепешку, от которой на зубах долго
хрустел песок. Съел бы и больше, но вовремя остановил себя – живот
не резиновый.
Похоже, и правда здоров как бык –
больной человек до еды не жадный.
Покончив с чревоугодием, облачился в
кольчугу, натянул сапоги, про наручи тоже не забыл. Опоясался,
нацепил ножны с мечом, за плечо перекинул сдвоенный колчан с
болтами и арбалет. Сделав несколько шагов замер, недоумевая –
легкость; невероятная легкость. Я еще при пробуждении ее заметил,
но списывал на отсутствие доспехов – тело привыкло к нагрузке и без
нее, естественно, ощущало некоторую эйфорию.
Но сейчас я опять в железе, а эйфория
не исчезла.
Подпрыгнул. Ожидал, что взлечу чуть
ли не до верхушек сосен, но на деле впечатляющего рекорда не
получилось, хотя и приподнялся над землей изрядно.
Ладно – не огорчен. Все равно
чувствую себя просто замечательно. Только сейчас начал понимать,
что все предшествующие дни с новым телом не дружил – ощущал его
чуждость. Будто тесную одежду нацепил – там жмет, там трет, там
неудобно, а где-то и вовсе зияет прореха портновского брака. Должно
быть, со стороны создавал впечатление неуклюжего человека с
неровной походкой. А сейчас ничего подобного – это тело стало моим
полностью: во всем слушается, родным ощущается. И еще здоровье у
него через край переливается – переполнено бурлящей жизненной
силой. Сколько ему? Девятнадцать? Двадцать? Неужели и я такой
раньше был?
Не помню уже...
Настроение было замечательным – в
здоровом теле здоровый дух. Хотелось хулиганить и веселиться – на
глупости тянуло, на движение. Тоскливо здесь.