Рассвет разогнал ночные страхи,
заставив здраво подумать о странных событиях. А не стал ли я
жертвой галлюцинации, вызванной проблемами адаптации к новому телу?
Вспомни – монстр двигался в полной тишине. То есть, глаза выдавали
информацию, а слух нет – это, вроде бы, один из признаков обмана
зрения.
А как же нюх? Я запах почуял из пасти
– нос тоже был обманут?
Не так уж часто люди попадают в
другой мир, да еще таким мистическим способом – мало ли что при
этом может произойти в голове? Ведь мертвые медведи не ходят – это
бред. Поспешил я вчера – надо было головой думать, а не тем, чем
обычно.
Возвращаться назад, правда, почему-то
не хотелось – голос разума не убеждал. Альтернативной суши, правда,
тоже не предвидится – море пустынно. Но ничего – я же помню, в
какой стороне был тот берег, замеченный со скалы. Солнце есть –
сориентируюсь.
Бревно было слишком крупным, и,
несмотря на все мои усилия, оставалось непонятным – сдвигается ли
оно в нужном направлении, или так и дрейфует по воле течения? Не
имея ориентиров, не понять. Монотонные усилия без видимого
результата серьезно напрягали, к тому же я чертовски голоден,
перенес несколько стрессов и одну собственную смерть, устал как
собака, ночь не спал, и начал синеть от холода – морская вода все
же не парное молоко.
Мне себя было жалко.
А вот жалеть себя не надо – это может
навредить больше, чем перелом ноги. Нельзя расслабляться. Если мозг
начинает капризничать, надо его загрузить, чтобы не оставалось
времени на чепуху.
Для затравки я начал вспоминать
параметры резонатора. При всей его гениальной простоте там было что
вспомнить: количество витков в каждой катушке, сечение проводов,
толщина изоляции, химический состав материалов сердечников, способы
запаивания вакуумных диодов и прочее-прочее. Сотни цифр, три
страницы текста с инструкциями по сборке, настройке и эксплуатации
– я загрузил мозг на целый час.
Затем дошла очередь до генератора и
контрольно-измерительных приборов – еще час.
Ногу от холода и монотонных движений
свело судорогой. Едва с ней совладав, я услышал хлопанье крыльев, и
на дальний конец бревна уселась птица – крупный зеленый попугай с
огромным клювом. Осмотрев меня неуважительным взглядом
микробиолога, изучающего кишечного паразита при помощи микроскопа,
он, потеряв к пришельцу из другого мира всякий интерес, начал
чистить перышки.