– А почему у неё такой рот? – тоже прошептала ошеломлённая Лера.
– Он зашит. Анжела сказала – так нужно, чтобы переродиться.
– Но откуда она взялась, эта Анжела? И что значит – переродиться?
– Она долго спала. Там, куда мы ездили с бабой Любой, а я её разбудила. И теперь должна всегда быть с ней. «Мы одно целое» – так она сказала…
Алиса сердито сдвинула брови, опустила взгляд вниз и снова взялась за карандаш, с силой водя по бумаге.
– Алисушка, – негромко позвала Лера. – А что у твоей Лизы – Анжелы с глазами? Отчего они такие… чёрные?
Но дочь ещё сильней нахмурилась, раздражённо мотнула головой, проворчала под нос:
– Не хочу больше ничего говорить…
Сжала губы и отвернулась. На дочь иногда нападали приступы упрямства, и Лера поняла, что сейчас как раз именно этот случай – бесполезно дальше расспрашивать Алису. Лера растерянно смотрела, как на белом листе над овалом нарисованного лица появляются чёрные волосы, похожие на пружины. Руку сдавила чья-то ладонь. Лера резко обернулась, увидела рядом бледное лицо Катерины. Карие глаза испуганно смотрели на Леру.
– Я всё слышала, – прошептала Катя прямо в ухо. – Прошлый вторник… Вспомни прошлый вторник, Лерочка. Могила, на которой играла Алиса. Помнишь?
Воспоминания обрывками пронеслись в голове:
Прошлый вторник. Радуница. Люба, их с сестрой единственная родная тётка, попросила Катю найти водителя с машиной, повозить их по кладбищам, навестить могилки родственников. Как назло, в садике отключили воду, и Алиса осталась дома. Лера не хотела брать дочь на кладбище, решив никуда не ехать. Тётка Люба ужасно рассердилась, узнав об этом. «Как это, останешься дома? Не с кем оставить Алису? Да ей в школу идти через год. Большая девчонка, ничего с ней не случится. Ты понимаешь, что обязана поехать? Там твои родные, Лера!» – бушевала она, патетически вскинув руки и закатывая глаза. Тётка в последние годы стала очень набожной, старалась соблюдать все православные посты и обряды. Ещё она была заядлой театралкой, и сама не замечала порой, что копирует трагические сцены – правда, не всегда к месту. На все объяснения Леры, что дочь и так нервная, впечатлительная, ей ни к чему смотреть на могилы умерших людей – тётка только фыркала, оскорблённо поджимала губы и снова возводила глаза вверх, видимо, изображая невинную жертву одной из многочисленных трагических пьес, так любимых тёткой. По её упрямому виду Лера поняла – если она не уступит, тётка будет долго расстраиваться и припоминать племяннице отказ. И она всё же согласилась, хотя ей очень не нравилась вся эта затея. Собрала дочери побольше игрушек, книжек для раскрашивания, чтобы ей было чем заняться – и они поехали. Почти весь день Алиса послушно сидела в машине – играла, рисовала, пока они втроём убирали могилы. Это кладбище было самым последним в тёткином замысловатом маршруте. Старое, наполовину заброшенное, здесь уже мало кого хоронили. В деревеньке поблизости почти не осталось жителей, только несколько стариков доживали свой век в покосившихся от старости избушках. Алиса закапризничала. Сказала, что устала сидеть в машине и попросилась немного погулять. Лера со вздохом отпустила дочь. Та взяла с собой свою любимую Лизу и бродила между оград, рассматривая памятники, пока они с сестрой и тёткой наводили порядок на могилке родственника. Вдруг Алиса пропала из виду. Посмотрев по сторонам, Лера заметила её неподалёку. Дочка играла возле памятника, вокруг которого не было ограды. Она посадила Лизу на заросший травой еле заметный могильный холмик, а сама кружилась возле него, что-то напевая. Алисе строго-настрого было запрещено подходить к чужим могилам, заходить в оградки. Лера суровым тоном позвала дочь: