программы.
– Ты самый эгоистичный ублюдок, которого я встречал, Том. Ты это знаешь?
– Ты очень любезен. Если бы я там рассусоливал, ты бы потерпел крах.
Принесли их пинты. Они чокнулись.
– Скотина.
– Скотина.
Они много пили и легко болтали о текущих делах, не касаясь только Мартины. Том поблагодарил Шона за фотографию. Они обсудили недавнее закрытие Суэцкого канала, возрождение скинхедов и вспомнили общего друга из колледжа, которого не так давно убили на Украине.
– Мы его недооценивали, – признал Том. – Проморгали героя.
– Как и тебя, – сказал Шон. – Ты герой.
Том осушил свою пинту.
– Получи Мидгард – и ты тоже станешь героем.
Шон ощутил, как по телу разливается жар, но не только от пива и послеполуденного солнца, светившего сквозь травленые оконные стекла. Решать мировые проблемы с Томом, накачиваясь пивом засветло, – какое же это было редкостное удовольствие. Он собирался сказать ему это; он даже был близок к тому, чтобы сказать, как сильно скучал по нему, заказав еще пару пинт, но тут открылась дверь, и вошла прекрасная незнакомка.
Ей было лет двадцать пять, ясное лицо, простая одежда. Шон невольно втянул живот и сел ровнее. Она оглядела помещение и с очаровательной улыбкой направилась в их сторону. Возможно, она бывала в одном из клубов Шона и сейчас узнала его. Он приготовился. Но Том его опередил, обняв девушку за талию. Они поцеловались.
– Я готов, – сказал он.
– Тогда привет и пока, – сказала она Шону игриво.
– Ты мне кого-то напоминаешь, – сказал он ей. – Мы не встречались?
– Я живу в Берлине. Вы там бываете?
– Боже правый, – изумился он. – Том, она вылитая Руфь.
– Ерунда.
– А это хорошо? – спросила девушка, попеременно глядя на них обоих. – Кто такая Руфь?
– Наша общая знакомая, – сказал Том. – Блестящая женщина.
Девушка просияла:
– Тогда я совсем не против.
Шон пялился на нее, пока Том не стукнул его легонько по плечу.
– Скажешь мне потом, как они ненавидят меня.
Шон невольно улыбнулся, глядя, как они исчезают на улице, растворяясь вдвоем в раннем вечере. Он оказался в одиночестве, порядком захмелевший и опустошенный.
Прекрасная немочка годилась Тому в дочери, хотя у него не было детей. Но Шон сразу подумал о собственной дочери Рози. О сердитом и грустном подростке, не желавшем понять, что ее отцу важнее было чувствовать себя мужчиной, чем мужем. Что ее мать превратилась в наседку, видевшую только его слабости и не верившую в него. Ведь это Гейл была виновата в его неудаче, слишком многого она от него требовала.