Когда уже после всего Гурумо узнал, что я начал дуэль без
знания правил, сначала не поверил, а потом просто сказал, что я
самоубийца. Хотел умереть. Это правда - погибнуть в таких дуэлях
проще простого.
Если бы Страж не присматривал за этими тренировочными
схватками, население Великого Кольца сократилось бы еще быстрей.
Потому что, в так называемой тренировочной схватке, как оказалось,
можно применять любое личное оружие. Хорошо, что Сваглы считали
таковым только холодное: колющее и режущее. Все-таки аристократы. В
этот раз я оказался весь изрезан и изрублен шпагой и ножом, но зато
это оказалось хорошим уроком. Таким отрезвляющим холодным душем. И
это же правило, дало мне возможность в будущем сбить спесь с многих
местных зазнаек. Я ведь считал личным оружием не только шпагу и
кинжал. И самое главное, Страж принял это. Я же не применял танк и
пушку. Кроме оружия, у Свагла оказалось еще одно преимущество: он
летал. Это потом я узнал, что правила не ограничивают схватку
какой-то одной средой. Свагл должен уметь воевать не только на
земле, но и в воздухе, под водой и в космосе. Короче везде. Ну, а я
летать тогда еще не умел. Гурумо потом только головой
качал.
И все-таки я думаю, что плюсов от того первого поражения я
получил больше чем минусов: морально – я не струсил, а сразу принял
вызов, среди Сваглов это оценили; материально – я понял, что
реакция, сила и выносливость решают не все, и увеличил количество
оружия в своем арсенале.
Хорошо, что Сфера лечит почти мгновенно. Когда меня
перебросили в Ромкин дворец, я почти умирал. Но вечер этого
сумасшедшего дня, я встретил уже здоровым. В мирах объединенных
Сферой, Высший не может умереть. Это главный закон мира Сферы. Но я
этого еще не знал. Узнать все об этом мире, я должен только этой
ночью. Как и Ромка. Я думаю, что знай об этом я перед схваткой с
Граудо, я натворил бы дел намного больше. Ведь тогда можно было не
переживать о возможной смерти, и я шел бы напролом.
День заканчивался и мы с Ромкой, наконец, смогли остаться
одни. И тут он меня удивил. Этот мальчишка, выросший на враждебных
улицах разрушенного войной города, закалился, как мне казалось, не
хуже булатной стали. Слез у него на глазах я не видел никогда. И
вот сегодня вечером, я впервые увидел блестящие прозрачные
бисеринки в уголках его глаз. Это тем более удивительно, что весь
день он только восторгался переменами в его жизни. Ему очень
понравилось его новое положение. Я не понимал, чем вызвана эта
смена настроения, пока он не спросил: