Телефон в кармане завибрировал:
- Как сельская жизнь, уже завел себе козу?
- Почему ты не сказал, что Аня переехала в Новгород?
Макс перестал смеяться сразу, как только услышал проклятое имя.
- Значит коза сама нашла тебя… Слушай, я не следил за жизнью твоей бывшей.
- А должен был, тем более перед покупкой такого объекта.
- Понял. Исправлюсь. Распечатать карту и крестиком пометить все общественные места, которые изволила посетить Мадам? Отдельно выделить ее дом, чтобы было куда сбросить баллистическую ракету?
- Не надо, - устало отмахнулся я. – Просто найди место, где я мог бы поесть и забронируй обратный билет, ладно? И еще, послушай, это важно, я хочу, чтобы ты уволил Егора Гордеева.
-А я его нанимал – не понял друг - впервые слышу о таком.
- Это журналист местного интернет-издания, полный кретин. Сделай так, чтобы он больше не работал ни в одной газете города, даже самой желтушной? Да, это важно.
Я нажал отбой и понял, что во время разговора все время шел вперед и теперь не представлял, где нахожусь, и в какую сторону нужно повернуть, чтобы выбраться из этой дыры. Снова достал из кармана телефон, но экран потух прямо на моих глазах. На этот раз окончательно.
- Зашибись, - прошипел я и закинул бесполезный аппарат поглубже в сумку.
Улица, по которой приходилось идти, петляла и выводила странные узоры, похожие на старорусский шрифт. Все в этом городе было другим, каким-то неправильным, изнаночным. И старомодно одетые люди и крохотные дома и совершенно непривычная уху тишина. Город молчал, когда все внутри меня гудело и клокотало от возбуждения.
Встретив прохожего, внешний вид которого показался…хотя бы приемлемым, я спросил:
- Где здесь можно нормально поесть? Что-то вкусное. Или хотя бы свежее.
Мужчина устало протянул:
- Так тут Прусская недалеко…
- Очень рад за Прусскую, но мне поесть бы.
Незнакомец улыбнулся мне, так, словно разговаривал с умалишенным.
- Так я и говорю: идите на Прусскую, там же рынок. Хороший рынок, там и купить, и продать, и поесть.
И купить.
И продать.
И поесть.
Просто все потребности современного человека, разве что не хватает «испражниться» и «потрахаться». Хотя уверен, на Прусской можно и найти и это.
Улицы, по которым я шел, были знакомы и неизвестны мне в равной степени. Будто на старые черно-белые снимки нанесли цветных персонажей и дешевый реквизит - яркая вывеска на стенах серого обветшалого дома. Пятнадцать лет назад здесь был гастроном, а сейчас ломбард. Меняют хлеб на золото, как практично и вместе с тем банально.