Он приподнялся на локтях и пристально посмотрел на меня.
– А ради любви? Вы сделали бы это ради любви, Мелисанда Бруно?
Он насмехался надо мной, как обычно. Но все-таки на несколько мгновений у меня возникло ощущение, что невидимые порывы ветра подталкивают меня в его объятия. Но этот миг мгновенного безумия быстро прошел, и, вздрогнув, я напомнила себе, что стою перед совершенно незнакомым человеком, который не был принцем в сияющих доспехах, о котором я даже не была в состоянии мечтать. И, разумеется, он не был мужчиной, который мог бы влюбиться в меня. При нормальных обстоятельствах, я бы никогда не оказалась в этой комнате в столь интимный момент, без каких-либо масок, без всякой защиты, без любой формальности внешнего мира.
– Я никогда не любила, синьор, – задумчиво ответила я. – Следовательно, я не знаю, что бы я сделала в этом случае. Принесла бы я такую жертву ради любимого человека? Не знаю. В самом деле.
Он ни на мгновение не отводил от меня глаз, словно не был в состоянии это сделать. Или мне это только казалось, потому что это было именно то, что я сама испытывала в тот момент.
– Это чисто теоретический вопрос, Мелисанда. Подумай, если бы ты была влюблена… Ты бы отдала свои ноги или душу? – спросил он загадочным тоном.
– А Вы бы, синьор, сделали бы это?
Он рассмеялся. Смех, прозвучавший в комнате, был неожиданным и свежим, как весенний ветер.
– Я бы это сделал, Мелисанда. Потому что я любил и знаю, что при этом испытывают.
Он исподлобья подмигнул мне, будто ожидая вопросов с моей стороны, но я их не задала. Я не знала, что сказать. Я могла бы говорить о винах или астрономии, результат был бы тот же самый. Я не была способна обсуждать тему любви. Потому что я не знала, что это такое.
– Подкати кресло, – сказал он приказным тоном.
Я была рада выполнить задание, к которому была готова, потому подчинилась. Он сильно напряг руки и с непревзойденным мастерством скользнул в свое орудие пытки. Настолько же ненавистное, насколько необходимое и ценное.
– Я понимаю, как Вы себя чувствуете, – сказала я с состраданием.
Он поднял глаза и посмотрел на меня. Вена запульсировала на его правом виске. Ог был разозлен моим комментарием.
– Ты понятия не имеешь, как я себя чувствую, – прошипел он. – Я другой. Другой, понимаешь?!
– Я такая с рождения, синьор. И могу понять, поверьте мне, – возразила я жалобно.