Спустя восемнадцать часов ее привезло уже другое такси. От обширной кровопотери Лейла лишилась сознания. Пол машины был залит кровью. Чернокожий водитель, увидев, что я не из их числа, звеневшим от ненависти голосом выдавил, что даму нужно доставить в больницу, причем немедленно, и возложил на меня ответственность за чистку его авто.
Всю дорогу я держал ее на руках. Меня переполняли вина и ужас, а легчайший способ избавиться от душевной боли, причиной которой стали ее страдания, заключался в том, чтобы прекратить ей сочувствовать. На следующий день так все и вышло. Но пока эта сломанная игрушка лежала у меня на руках, из ее поруганной женской сущности испарялась жизнь, а я сознавал, что сам стал тому причиной. Мы остановились у пункта «Скорой помощи», и Лейла на миг пришла в себя. Открыв глаза, она одарила меня взглядом, в котором читался такой надрыв, что я почти дрогнул, почти снова влюбился. Затем тяжелые веки опали, а мне пришлось заниматься документами, что-то подписывать, искать деньги, пока ее не приняли и не сделали переливание крови.
Дежурная в отделении гинекологии обращалась со мной крайне неуважительно. Чистая до скрипа молодая женщина с заостренными чертами лица, светлые волосы стянуты в аккуратный пучок на затылке. Ее акцент выдавал человека, окончившего университет на Восточном побережье, а холодные глаза воплощали саму добродетель. Пройти и увидеть Лейлу дежурная не позволила и дала понять, что больница намерена связаться с матерью пациентки, ибо та высказала такое желание. Точно сказать, каков будет счет, она пока не могла, но примерно оценила расходы. Когда я признался, что очень беден, дежурная предложила мне покрутить своей задницей на Таймс-сквер и разжиться наличными. При этом говорила она настолько невозмутимо и рассудительно, что даже не верилось. Я пригрозил, что пожалуюсь руководству. Она рассмеялась мне в лицо.
– Что хорошо для одного, то годится и для другого. Говорят, только первый раз страшно.
– Она сама виновата! – вспылил я. – Она ездила в Гарлем, к знахарке.
– И что? – Взгляд дежурной убивал наповал.
Меха пришлось продать. Чтобы помочь бедняжке Лейле, из денег родителей я взял пятьсот долларов. Затем приобрел подержанный «Фольксваген» и набил тупоносый багажник сменной одеждой и кое-какой едой. Я пытался написать Лейле письмо, однако из-под пера лились гневные обвинения: зачем ты меня соблазнила (как всегда на первом месте), если была так невинна? Почему не принимала таблетки? Могла бы пойти, сунуть себе в матку пластиковую пружину или вставляла бы перед сексом резиновый колпачок! Почему не нашла нормального акушера, в городе их полным-полно, дура ты эдакая, шлюха… Тут даже мне стало стыдно за свой скулеж – единственную реакцию, которую я выцедил из себя на ее горе. И заказал цветы, розы, красные, что слегка умилостивило мою совесть, тем более что особой чуткостью она не отличалась.