– Да, что-то такое он говорил.
– Значит ошибки быть не может. Какова вероятность, что он мало того, что имел двойника по внешности, так еще и копировал образ его жизни? Я думаю подобное исключено.
– Вероятно, да. – Она лежа покивала головой. – Но подожди-ка… – Он заняла сидячее положение и кинула на него подозрительный взгляд. – Я только сейчас обратила внимание… То есть все вот это, – она обвела взглядом помещение, – только потому, что ОН пригрозил тебе тяжелыми последствиями, а вовсе не потому, что ты считаешь, что к людям надо относится по-человечески?
– Нет, конечно! Я в любом случае бы прекратил подобные безобразия, как только о них узнал.
– Ага, то есть Ро…, в смысле Гектор, находясь неизвестно где, оказывается лучше чем ты проинформирован о том, что творится в твоей собственной темнице?
– Вполне возможно, особенно с учетом его талантов. Кроме того, я не очень-то часто лично принимаю участие в допросе пленных. То, что я занялся вами это скорее исключение, порожденное обстоятельствами, нежели правило. Так что я никогда раньше не вдавался в подробности о том, какими средствами пользуются надзиратели для контроля над заключенными и какими методами они вытягивают из них информацию. Я просто получал результаты и работал с ними. Но тем не менее я понимаю, что отчасти здесь есть и моя вина и поэтому прошу прощения за произошедшее.
– О, как вовремя. А если бы я не завела подобный разговор, то что? Ну их, эти извинения?
– Я делом их выразил. – Генерал заговорил обиженным тоном и положил правую руку на грудь. – Я отстранил ваших обидчиков, вызвал к вам персонального доктора и обеспечил такими условиями о которых мечтает любой пленник.
– Но ты сделал это не из благих побуждений, а из-за страха. Ты такой же как все, не только садист, но и трус! – Чуть ли не брызнув слюной прикрикнула она.
– Да! – Аарон вскочил со стула. – Да, я трус! Трус, и не скрываю этого. Но боюсь я не за себя, Варвара. – Он махнул рукой в сторону окна. – Я боюсь за всех тех людей, которых в своей слепой ярости без разбора уничтожает ваш мстительный приятель. Я боюсь того, что он может погубить несчетное количество жизней в стремлении к своей фанатичной цели.
– Фанатичной?
– А как еще это называть, когда ради спасения одного единственного человека, готов жертвовать тысячами? Не могу себе даже представить, что за цель может быть оправданием для таких действий. Но вот что я легко могу себе представить, так это то, что скажут жены и дети тех добропорядочных полицейских, которых он в стремлении к своей великой идее убил и подвесил вверх тормашками их трупы. Молодых парней, которые вообще не имели вообще никакого отношения ко всей этой ситуации, а просто выполнявшие свой долг по охране граждан города. Как вам такой подход, а-а, ярая сторонница человеческих отношений? – Его собеседница опустила голову и промолчала. – И да, чтобы вы знали, в темницу меня привела вовсе не записка, а мой помощник Том, который предположил проведать вас в то время, когда я с недоумевающим видом пытался осознать суть заявленной претензии. А все потому, что я всегда даю распоряжения обращаться с заключенными с должным уважением.