– Расскажи, а то тут в больнице помрешь от скуки…
– Слушай…
«Иисуса схватили и привели на допрос к римскому прокуратору Понтию Пилату. Пилат обратился к стражнику, по прозвищу «Крысобой»:
– Преступник называет меня «добрый человек». Выведи его отсюда на минуту, и объясни, как надо разговаривать с прокуратором. Но не калечь его.
Когда стражник привел Иисуса обратно, Пилат спросил:
– А теперь скажи мне, что это ты все время употребляешь слова «добрые люди»? Ты всех, что ли, так называешь?
– Всех, – ответил арестант, – злых людей нет на свете.
– Впервые слышу об этом, – сказал Пилат, усмехнувшись, – но, может быть, я мало знаю жизнь! В какой-нибудь из греческих книг ты прочел об этом?
– Нет, я своим умом дошел до этого.
– И ты проповедуешь это?
– Да.
– А вот, например, стражник Марк, который тебя ударил, его прозвали Крысобоем, – он – добрый?
– Да, правда он несчастный человек. С тех пор как добрые люди изуродовали его, он стал жесток и черств».
– Откуда это?
– Роман Булгакова «Мастер и Маргарита»…
И с тех пор дядя Валера каждый вечер рассказывал, почти наизусть, «Мастера и Маргариту». В палате воцарялась тишина, и все слушали, затаив дыхание. Я жадно ловил каждое слово. Воображение легко рисовало картины, словно кто-то включал внутри меня волшебный телевизор. Я остро переживал счастье и горе героев драмы. До сих пор помню образ Иисуса, стоявшего на допросе перед Понтием Пилатом, нарисованный моим воображением…
На ноги я встал… И, выйдя через несколько месяцев из больницы, первым делом достал две книги: Библию и «Мастер и Маргарита»… Про Библию дядя Валера не говорил, время было еще советское, но я уже в больнице понял, что хочу узнать больше о том, кого представлял в своем воображении сияющим, благородным, красивым…
Однако вскоре интерес к духовному поиску утих– все бегали, суетились, и я тоже заспешил жить. Через несколько лет другое событие вернуло меня к поиску смысла жизни и сделало Странником…
Последний концерт Цоя в Питере. Друг работал в милиции и провел меня через черный ход. Весь зал пел: «Перемен… мы ждем перемен…». Я нырнул в этот звук– и всё вокруг перестало существовать… Цой не просто пел, он передавал настрой, желание перемен в жизни…
Однако смерть неожиданно оборвала его полет… Под сильным впечатлением от трагедии я написал стихотворение и посвятил его Цою: