– Приволок героя, – кивнул в его сторону со смехом Киичи, словно в кабинете старого друга почти завсегдатаем, видевшим и не такие брутальные сцены тут, впрочем, дядя у него известный адвокат, а отец жены, член парламента, ну да, депутат, дерется со всеми, но что с него взять, не журналист, не писатель, словом, не интеллектуал на фрилансе. – Что скажешь?
– Доверия не внушает, – покачал головой главный, почесывая карандашом в лысом затылке, похожем на задницу, оценивая внешний вид, и под его взглядом удава Иши тотчас со стыдом ощутил себя маленьким мальчиком, у которого будто нарочно развязались шнурки, и свитер задрался на тощей откляченной попке, а он не заметил конфуза. – хотя… манга его мне понравилась…
Тут главный небрежно показал карандашом в руке на пачку журналов манги, валявшуюся в углу на столе. Бросив на их мельком взгляд, Иши, конечно, узнал обложки тех выпусков прошлогодних, где была его повесть о младшем брате, которую он даже родителям постеснялся показать. Не самый тиражный журнал, да и отзывы были подобны холодному душу, хотя и бодрили. Уже то хорошо, что лысый над ним не смеялся. Ладно, послушаем дальше, он-то наверняка согласился увидеть Иши, познакомившись с ним по этим журналам.
– Сюжет мне понравился, рисует неплохо, – почему-то говорил он об Иши в третьем лице, будто его не было рядом. – Главное, что он – не маститый! С маститыми просто беда: и денег возьмут, и запорют, и по сусалам не надавать!
Ну, я же говорил, пнул его сзади опять незаметно Киичи, стараясь вывести из ступора хоть немного. Уязвленный едкими замечаниями, он протянул главному заветную папку с работами на бумаге ваши, которая всегда наготове для таких судьбоносных случаев. Края ее предательски отмокли под буйным весенним дождем, словно сразу делая из него позорного неудачника, он подал ее толстяку, словно слуга подает господину пережаренную рыбу на подносе, обложенном зеленью, наивно надеясь, что тот в подпитии ничего не заметит. Робея, протянул ему и визитку обеими руками, недавно нарисованную на досуге и напечатанную в типографии в соседнем квартале, куда занес ее, опасаясь преждевременного признания. Поймал себя на предательской мысли, будто протягивал в его грязные лапы самое сокровенное, в котором черпал прежде гордость и самомнение. Тот взял ее в руки опасливо, словно змею, отложил в сторону, что показалось роковым несчастному Иши, но за отмокшую папку вдруг ухватился, коротко пролистнув и даже не вникнув в изображенное там, и отдал с улыбкой.