Самоходка остановилась около имения,
разгоняя мрак ночи своими фарами. Из наблюдений – уличным
освещением тут особо не баловались. Столбы, если и были, то не
показывались во тьме.
В свете фар из-за высокого забора
высился не менее высокий особняк. Неправильной формы, минимум
трёхэтажный, с возможным подвалом. Больше из-за тусклых источников
освещения было не разглядеть.
Нас никто не встретил, когда мы
оставили самоходку перед закрытыми въездными воротами в имение.
Никто не остановил, когда прошли во двор и под предводительством
Рады прошли в дом. И никто не сказал ни слова по причине отсутствия
хоть одной живой души в радиусе видимости, когда мы зашли в
светлое, в котором был оборудован покой больной.
Ну, как, «оборудован»…
Первым делом в глаза бросился красный
уголок и большая постель, рядом с которой стоял пустой штампованный
таз. Свет в помещении в изобилии изливался от мощных светильников с
артефактными камнями.
Красный уголок лишь чуть не дотягивал
до целого иконостаса. Мир для меня чуждый, потому находился ряд
отличий с привычной мне иконописью, но не узнать православные
образа я не мог. По их обилию можно было предположить, что искать
иных способов исцеления уже отчаялись. На стенах уголка висела пара
дюжин самых разнообразных икон и образов, как знакомых мне, так и
не очень. Сверху, надо всеми, был закреплён массивный, возможно,
даже литой, крест распятия.
Перед красным уголком стоял аналой,
по обеим сторонам которого виднелись крепления подсвечников.
Это ещё не домашняя церковь, но уже
намоленное место, где искали подмоги страждущие. Воздух в помещении
был насквозь пропитан благовониями ладана, возле аналоя в небольшом
деревянном коробке высилась приличная горка огарков свечей, а на
полке рядом с красным уголком стоял десяток толстых книг в мощных
обложках. Надписи на корешках сделаны от руки и читаются не сразу,
но видны. «Акафисты, Кондаки, Молебны, Каноны, Тропари», – перевёл
бегло.
На большой постели, очень аккуратной
и явно недешёвой, укрытая лёгким одеялом, лежала женщина, чей
возраст назвать было затруднительно. Уже с порога было видно, как
её подкосила болезнь. Кожа буквально иссушена и чуть ли не дублена.
Приоткрытые губы суше хвороста в жару. Дыхания почти не видно.
Волосы больше напоминают солому, хоть и тёмную.