– Куда? – я едва не плясала от ликования
– На край света, конечно же! – он улыбнулся, и в его улыбке опять промелькнул оскал хищника, —
– Показывай дорогу.
Давно остались позади любимые, знакомые с детства места. Исчез за поворотом мой маленький дом, на который я даже не оглянулась; уезжая – никогда не оборачивайся на то, что покидаешь навсегда. Я знала, что больше не увижу этих высоких сосен, и солнечных полян, и не вдохну летний воздух, напоенный ароматом хвои. Я была уверена в этом так же твердо, как и в том, что за все необходимо платить. Мне было безумно грустно, и сердце грызла тревога, но я знала – это лишь первая из жертв, которые придется принести, если я хотела чего-то добиться. А я хотела.
Конрад ехал рядом со мной, и снова его облик неузнаваемо изменился. Теперь он был почти стариком. Он сказал: «Так нужно. Это одно из условий нашего договора. Не стоит привлекать лишнего внимания, а мы его обязательно привлечем, путешествуя в том виде, как есть. Поэтому пускай тебя лучше принимают за мою дочь. Дочь чародея, сопровождающая престарелого отца, ни у кого не вызовет вопросов. И я смогу так же легко и беспрепятственно учить тебя всему по пути. Кроме того, есть еще один момент, о котором ты сама прекрасно знаешь. Можно быть либо любовницей, либо ученицей – но не одновременно! Выбирай».
Ход его мыслей был безупречен – не придерешься. И я со всем согласилась – а что мне оставалось делать? Кажется, это должно было превратиться со временем в мою вторую большую жертву, в мое наказание. Постоянно находиться с ним рядом, иногда даже касаться его, ловить каждое слово и каждый жест, благоговеть перед ним и делить все тяготы и опасности дорожной жизни – и не сметь даже взглянуть на него по-другому, иначе, чем с дочерней почтительностью. – Худшего испытания он не смог бы измыслить!
И чародей, действительно, не щадил меня. Его требовательность превосходила всякие границы, а эксцентричные выходки порой доводили почти до слез. Иногда даже сложно было сказать: намеренно он это делает или случайно. Но я не собиралась отступать от своего, стараясь не жаловаться, и бывало порой, что чувствовала себя вознагражденной сторицей, когда он держался со мной, как с равной, что бывало, впрочем, далеко не часто.
Так, в первый день после отъезда, Конрад завел со мной разговор о конечной цели нашего пути (на самом деле, естественно, промежуточной, – конечной только на данном этапе, и как он предполагал – для меня; о собственной конечной цели он никогда не говорил).