– Алло.
Моё сердце скакнуло прямо в уши, и я, не слыша себя, завопил от радости, словно потерпевший.
– Оленька, это ты! Какая же ты умничка, что позвонила!…
И вдруг осёкся: «Чего радуешься? Вначале выясни, зачем звонит ребёнок».
Затем, уже более спокойно и буднично повторил:
– Оленька, я слушаю.
– Можно к вам приехать?
– Конечно можно, что-то случилось?
– Нет, нет, всё нормально.
Но я уже слышал по голосу, что это не так. В холодильнике, как всегда, было пусто. Нужно было, что-то купить, но я боялся разминуться, и стал ждать. Минут через тридцать раздался звонок. Если сказать, что я вскочил, значит, ничего не сказать.
Я взлетел как горный козёл, как орёл, как беркут! Давно я так никому не радовался.
«Вот архар», ─ по привычке и уже обречённо обругал себя и пошёл открывать дверь.
Там была Оленька, такая нежная, чистая и беззащитная. Она испытующе глянула на меня, как бы спрашивая, вовремя ли?
Потом, поняв, каким-то образом, что я ей рад и очень её ждал, успокоилась.
– Замёрзла? Чай будешь?
– С конфетами?
– Нет конфет, кончились, с сахаром.
– Буду.
Но чай в конечном итоге стал растворимым кофе с молоком, зато нашлось в столе печенье, удивительно вкусное, даже не припомню, кем купленное и положенное туда.
– Я слушаю.
– Мне, нам, нужны деньги, много…
– Много это сколько?
– Тысячу долларов, маме на операцию.
Я задумался. Конечно, тысяча долларов на дороге не валяется, но мне вдруг захотелось ей помочь. И, кажется, было уже всё равно, для кого она просит: для мамы, для тёти, для бабушки. Я должен ей найти эти деньги. Ненавижу слово «должен», но сейчас оно не вызывало во мне отторжения и напряжённости.
Всё! Это моё, так называемое состояние, видимо ведёт прямиком к тому мироощущению, которое называется – влюбился. Как же глупо, банально получается, но я ничего не мог с собой поделать. Меня тащило, словно ночной порой по скользкому косогору на оживлённое шоссе. Ни затормозить, ни свернуть, прямиком под колёса прущемуся в кромешной темноте транспорту. И чем громче шум дороги, тем безнадёжней мои дела!
Я смотрел на её грустные глазки, розовые губки, на то, как она морщит лобик рассказывая мне о маминой проблеме и понимал, как же легко влюбляться в молоденьких, красивых девочек и как тяжело и больно любить их, постоянно ожидая появления ветвистых наростов, терпя их капризы и мучаясь, если вдруг капризы закончатся. Это было начало конца моей независимости и спокойствию.