— Какой ещё Царёв? — будто случайно подталкиваю свою тарелку к Мише.
— Местный мажорчик с моего курса. — Петухов облизывается и всё же решается спросить: — Точно не будешь?
— Не буду! — с превеликой радостью отдаю обед соседу. – Расскажи мне об этом Царёве.
— Да что там рассказывать? — с тарелкой в руках, рыжий возвращается на исходную к окну. — Обычный папенькин сынок, разучившийся считать деньги. Надо Артурчику квартиру в центре — папа подгоняет. Хочет мальчонка новый седан — отец не думая дарит. Прогулы ему сходят с рук, девки липнут как мухи на варенье, ну а набедокурит — сухой из воды всегда выходит.
— А Аня?
— Что «Аня»?
— Она вроде не такая.
— Ну да, все они не такие, — усмехается сосед.
— Полагаешь, она с Царёвым ради денег?
— В душу я к ней не заглядывал, не знаю. Может, она и любит Артура. Они вроде с первого курса вместе. В любом случае ты, Сокол, в пролёте. Нищий, общажный первокурсник с пробелами в голове против упакованного, перспективного Царёва — заведомо проигрышное дело.
—Понятно, — как зелёный юнец, отвожу взгляд. Хотя я есть зелёный, да и до Румянцевой мне дела особого нет: чувствую, что сердце давно занято другой, которую, увы, не помню. — Слушай, Миш, а где здесь душ можно принять?
— Из комнаты выходишь и налево. Душевая рядом с кухней, — озадаченно смотрит на меня парень. — А ты не сейчас ли туда собрался?
— Да, а что? — уверенно отрезаю и встаю из-за стола. — Запах этот больничный с ума сводит, да и одежду Аня выбрала маломерную какую-то. Всё тянет.
— Слушай, и правда, ты на больничных харчах возмужал, что ли, — елозит по мне взглядом Петухов. — Это тебе не шустрики раз в день лопать, да?
— Шустрики? — меня корёжит от дебильного слова.
— Ну там лапша всякая,— поясняет Петухов, — которую кипятком залил, и готово. Или пельмени эти из соевого белка. В больнице небось — первое, второе и десерт?
— Да тоже не фонтан, — размяв шею, подхожу к шкафу. — Мои вещи здесь?
— Ага, — кивает с набитым ртом сосед. — Твои три полки снизу, мои верхние.
— Негусто.
На нижней замечаю стопку постельного белья, чуть выше — пару полотенец, а на самой верхней — ещё одни джинсы, кучку нижнего белья и вязаный свитер морковного цвета. Пожалуй, мои ненавистные кеды – лучшее из всего гардероба.
— Негусто, — соглашается Миша. — Слушай, Сокол, ты бы с душем обождал немного.