В то время, пока мама бубнила что-то недовольное про подработку, я, словно электровеник, носилась по квартире, пытаясь вывести себя из образа человека, пережившего нашествие нежити.
Когда уже обувалась, мама все еще продолжала читать морали. Им бы с Геннадием Петровичем очную ставку устроить!
– Пока, мам! – проговорила, не обращая внимания на нравоучения.
– Пока! – родительнице пришлось смириться со своим поражением. Конечно, война за достоинство продолжится при первой же удачной возможности, но маленькая утренняя победа за мной.
К счастью, череда досадных неудач на улице решила прерваться. Нужный автобус подошел практически сразу, да и отыскать свободное место не составило труда. Переведя дыхание, протянула деньги за проезд и задумалась над мамиными словами.
Конечно, она выступала против такой работы. И дело было даже не в том, что на посиделках с подругами мама не могла с гордостью ответить на вопрос: «Танечка, а кем работает Маша?». Ну, не слишком прилично в нашем обществе рассказывать о том, что твоя дочь в свободное время торгует резиновыми женщинами, хотя я не раз предлагала ей называть это как-нибудь обобщенно. Ну, типа сферы обслуживания или продавца-консультанта на худой конец.
Родители больше переживали за отсутствие у меня свободного времени и катастрофическую загруженность. Я, конечно, понимала, что любовь – она такая, но позиции не сдавала. Вопрос о том, кто будет платить за учебу, был решен. По крайней мере, для меня.
Пожалуй, единственным приятным бонусом сегодняшнего утра стало то, что первой парой в расписании стояла лекция по стилистике русского языка, которую вел абсолютно безобидный пожилой профессор, не замечавший ничего и никого вокруг. Ему было слишком хорошо и без нас в своем маленьком уютном мире, наполненном красивыми фразами и высокопарными выражениями.
К нужной аудитории я подбежала с получасовым опозданием. Поправила платье и волосы, гордо подняла голову и с уверенностью в себе открыла дверь.
Первое, что меня насторожило – гробовая тишина, абсолютно не характерная для пар Александра Аристарховича. Второе – тот человек, который стоял на кафедре. Пожалуй, принять его за нашего преподавателя можно было только в том случае, если веришь в существование машины времени. Да и в существование машины по окрасивливанию людей тоже.