И во время дня Вербнаго воскресения также процессия после обеда отправлялась на Потешном дворе. Оной патриарх шутошной был возим на верблюде в сад набережный к погребу фряжскому.
И там, довольно напившись, разъезжались по домам.
Также и постановление тем патриархам шутошным и архиереям бывало в городе помянутом Плешпурхе, где была сложена вся церемония в терминах таких, о которых запотребно находим не распространять, но кратко скажем: к пьянству, и к блуду, и всяким дебошам.
Оной же патриарх с Рождества Христова и во всю зиму до Масляницы продолжал славление по всем знатным дворам на Москве, и в Слободе, и у знатных купцов с воспением обыкновенным церковным, в которых домех приуготовливали столы полные с кушанием, и где прилунится обедали все, а в других ужиновали, а во оных токмо пивали. И продолжалось каждой день, до полуночи, и разъезжались всегда веселы. Сие славление многим было безчастное и к наказанию от шуток немалому: многие от дураков были биваны, облиты и обруганы.
Топерь будем напоминать о начале придворных дураков и о ссорах во пьянстве между бояры.
Сей обычай был издавно: иметь придворных дураков для забавы, а временем оные служили и для политики, как мы покажем явно в сей «Гистории», чему были явные свидетели. И в первых взят был ко двору дворянин новогородец, Данило Тимофеевич Долгорукой назывался, – мужик старой, и набожной, и препростой, которой больше не имел шуток никаких, токмо вздор говаривал и зла никому не капабель <способен (capable – франц)> был сделать.
Потом взят был Яков Тургенев из дворян, также мужик старой и без зла, токмо утешен был своими поступки и ума рехнулся.
И потом многие были другие взяты, как Филат Шанской из дворян же. Сей пьяной человек и мужик пронырливой, и употреблен был за ушника, и при обедах, будто в шутках или пьянстве, на всех министров разсказывал явно, что кто делает, и кого обидят, и как крадут.
Потом были взяты многие и собрание не малое, как было из знатных персон, так [и] из простых. А особливо топерь упоминаем о князе Шаховском, который был ума немалаго и читатель книг, токмо самой злой сосуд и пьяной, и всем злодейство делал, с перваго до последняго. И то делал, что проведывал за всеми министры их дел; и потом за столом при его величестве явно из них каждаго лаевал, и попрекал всеми теми их делами, чрез которой канал его величество все ведал.