Я так и продолжила всхлипывать, но теперь смотря в обеспокоеное лицо Кирилла.
— Я свою корзинку забыл, - ссутулившись, чтобы быть на одном уровне со мной, произнёс Кирилл вполголоса. – У меня нет булочек, чтобы успокоить тебя.
"Каких булочек? О чём Кирилл вообще говорит? Не понимаю...".
— Забава, реально, заканчивай.
Несмотря на то, что он просил, я не могла успокоиться.
— Звездец... Какая-ж ты упрямая. Хорошо.
Не колеблясь, Кирилл не оставил между нами оптимального пространства, которое должно быть между людьми, чтобы они не делили каждый вдох и выдох друг друга. И у меня не было ни единой догадки зачем Кириллу так было поступать. Только, если...
Он меня поцеловать захотел?
Да-а не-е-ет. Бред.
Но, если не поцеловать... Тогда... Зачем Кирилл встал ко мне так близко? Настолько близко, что я вот-вот, такое чувство, что задохнусь от морозного воздуха.
Вспомнилось детство, а конкретно тот день, когда папа впервые за долгое время вырвался с работы.
Для папы, сколько я себя помнила, всегда было что-то из области фантастики - выкроить время на то, чтобы провести день с семьёй.
Побыть даже ненадолго вдали от вечных звонков и вопросов, которые ему обязательно нужно было решать безотлагательно, скорее всего, довело бы его до нервного срыва.
Я не помнила подробностей: ехали ли мы на машине, шли ли пешком, какой тогда был день. Пасмурный или наоборот солнечный. Ведь мне было всего лет шесть-семь.
Из моей памяти напрочь стёрлось где именно мы были, но зато хорошо отпечаталось то безграничное счастье от осознания того, что папа, наконец-то, был рядом. Пусть он и постоянно отвечал на звонки, но проводил со мной и мамой время полноценно.
То, что папа пробыл вместе с нами целый день стало для меня чем-то сказочным.
И сейчас мне хватило всего лишь парфюма Кирилла или его самого, чтобы меня отбросило туда, куда не нужно.
Нельзя вспоминать, легче не затрагивать прошлое. Больше я не увижу папу даже поздним вечером, он не назовёт меня Русалочкой и мама…Она навсегда в моей памяти, но человеческая память ужасна.
Прошло меньше четырёх лет после смерти родителей, а я уже не так точно могу воспроизвести в голове мамин голос. Я забыла как звучит её смех, забыла папин одеколон. Тётя Анфиса не разрешила мне взять ничего из вещей родителей. Выкинула всё и, если бы кто-нибудь спросил меня чего я боялась больше всего на свете... Я бы ответила, что забыть. Не внешность. Нет. Я боялась забыть то какими родители были лишь со мной.