Нет, можно, конечно, расслабиться и просто отдыхать. Никто не
скажет ни слова. Никто, кроме тебя самого. Сам ты точно будешь
знать, что вот здесь отступил. Может быть на самый крохотный шажок,
но всё равно отступил. Из таких вот маленьких, каждодневных
преодолений собственной лени, глупости и неумения и выковываются
настоящие подвиги. Какое вообще я имею моральное право требовать от
других каких-то лишений во имя революции, если я сам не могу ради
неё встать с мягкой постели и выполнить не такие уж и
обременительные упражнения, хотя знаю, точно знаю, что надо?
Надо – значит должен.
Должен – значит сделаю.
Эта простая мантра помогла мне поднять себя с такого мягкого
сена, расчистить немного свободного пространства и сесть в позе
медитации. Дальше я до самого вечера пытался почувствовать внутри
себя скопления и токи силы и усилием воли гонял их в пределах
своего тела заставляя перетекать то в указательный палец, то в
мизинец, а то и в пятку. Поначалу Глык Пахучий удивлённо выругался
потому, что от избытка накачиваемой туда внутренней силы у меня
начинали светиться разные части тела, но позже привык и перестал
обращаться внимание.
Маша в это время сначала читала какую-то книжку, потом почистила
и смазала один за другим все свои пистоли коих у неё оказалось
целых четыре шутки. Не девушка, а ходячий арсенал. Примерно в
середине дня мы остановились в Рудном, где сунувшаяся прямо к нам в
вагон бабка продала за пару копеек большой глиняный кувшин ещё
тёплого молока. Пара копеек за такой кувшин это ровно в два раза
больше, чем он того стоит, но молоко было ещё тёплым и нам всем
страшно его захотелось.
Вечером поезд остановился на час в Лесогоне. Довольно крупный
посёлок или мелкий городишко окружённый множеством полей и
работающих на них крестьян. Раньше здесь стояли вокруг леса и
Лесогон начинался как посёлок лесорубов, отсюда и название. Со
временем весь лес на день пути вокруг свели, часть полей расчистили
под пахоту, лесорубы кто уехал, а кто переквалифицировался в
крестьян. Так и превратился Лесогон из посёлка лесорубов в городок
зажиточных землепашцев, в котором осталось много больших и красивых
домов, сделанных из крепкого дерева что когда-то росло прямо
здесь.
В Лесогоне выскочившая на пару минут Маша наполнила фляги,
купила варёной картошки и снова яиц, только теперь сырых. Есть
сырые яйца без соли я никак не мог, а вот сама Коробейникова и
присоединившийся к ней Глык их всех и выпили одно за другим,
оставив мне довольствоваться остывшей картошкой и оставшемся на дне
кувшина молоком. Мне вполне хватило.