Под мысленный аккомпанемент идти было легче и тяжелее, потому что навязчивая мелодия не сулила ничего хорошего. В беседке курили женщины, тлели огоньки на кончиках сигарет. Кто-то быстрым шагом направилась к нам, догнал у входа в общежитие, где я замешкалась, передавая Виктору костыль.
— Майя, — шепот Романы показался слишком неестественным. — Что случилось?
Влажные губы Романы шевелились, произнося слова, смысл которых ускользал от меня. Я представила, как эти губы – жирные пиявки скользят по мужскому члену, присасываются к нему, впиваются и заглатывают. Прилипчивый образ заместил словесный поток Романы. Наконец, она поймала мой взгляд и вывела из-под гипноза своих надутых влажных губ.
— Майя, ты слышишь? С кем ты сегодня ночевала?
Пусть лучше будут её жирные губы, чем блевотные слова. Меня мгновенно выкинуло в ночь к двум озверевшим охранникам. Почувствовав чужое присутствие за спиной, резко развернулась. Оля! Подкралась незаметно, тварь. И на лице выражение невинно – испуганное, бровки домиком.
— Привет.
В груди словно разорвалась петарда. Ударить бы тебя наотмашь, свалить с ног, пнуть, чтобы захлебнулась кровью вместе с приветом.
— С-с-с-у…
Оля отшатнулась, взглянула на мои ноги, отступила назад. Отодвинув Роману, я открыла дверь, сглотнула горький ком в горле, хромая, вошла внутрь. Уже в темноте коридора, лицо сморщилось от рыданий, которые, наконец-то, прорвали плотину сдерживаемой боли.
Слёзы текли без остановки, перед глазами плыло, губы шептали о мести, о том, как я их всех ненавижу. В комнате я, не раздеваясь, схватила рюкзак. Мне срочно требовалась сбежать из этого чудовищного, дикого мира. Пошарив рукой по дну рюкзака, я не обнаружила модельку. Одним махом вытряхнула всё содержимое на кровать. Разбрасывая вещи в стороны, я принялась тихо подвывать, не находя красную машинку.
Любимая моделька сына была каналом связи между нами. Я верила, что две частички когда-то одного целого в разлуке могут чувствовать друг друга на любом расстоянии. Мой сын любил меня просто за то, что я есть.
Раскидав вещи, как бешеная кошка, проверив все карманы рюкзака, я нашла машинку в одном из них, прежде проверенным дважды. Измученная, зарёванная, несчастная – я начала успокаиваться лишь, когда машинка очутилась в руках. Затолкав комом вещи в рюкзак, не переодеваясь, легла на кровать лицом к стене, катая машинку по матрасу. В маленьком пространстве я установила свои правила – здесь будет мир и тихое счастье. Данилке может повредить истерика мамы, для сына у меня есть незатейливая колыбельная. Красная машинка вернула меня на планету любви и милосердия.