– А что? За душец его! – донеслось до обречённого от хозяев положения. И это заставило его снова сделать безуспешную попытку освободить руки и ноги от пут.
Однако, простыни, рвавшиеся на шее, здесь плотно стягивали конечности несчастного, словно действительно подталкивая убийц к принятию ими иного, чем прежде, приговора.
– Идем на темную, без понтов! – снова во всём поддержал своего подельщика другой уголовник, до той поры, пытавшийся, сидя верхом на обречённом, удержать того от ненужного буйства.
– Молчи! – рыкнул на него взломщик.
От избытка чувств он смачно плюнул под ноги, туда, где лежал человек, срок жизни которого измерялся теперь всего лишь длиной фразы другого очевидца – старшего по уголовной иерархии в их компании, способного подать сигнал:
– Иначе, гунявого гузыря, этот мешок падали, до самого утра не укопаем, – оборвал хрипатый своего помощника.
– Кончай базар! – не повышая голоса, наконец-то, прекратил их самодеятельность тот, от авторитета которого больше всего зависела сейчас участь ещё будущего самоубийцы, ещё только уготованного к столь тяжкому закланию.
Главный из уголовников, хотя и совсем недавно предъявил здесь «на киче» полномочия авторитета, но уже и без крика мог бы добиться точного исполнения «миссии» – задуманного им, убийства обреченного без надежды на помилование, сокамерника.
Но было видно, что и ему надоела излишне затянувшаяся процедура расставания того с жизнью.
В ответ на обращение к нему, взмокших от усердия неумелых в мокром деле лохов, он даже понизил хриплый шепоток.
Лишь его худое, с набухшими от злости желваками, лицо скривила саркастическая усмешка:
– Давай, гнус, подержись, как ботаешь, за машинку! – зашипел он, в азарте брызгая слюной.
Другим, в этот момент могло показаться, что худой готов лично вцепиться в горло человека, лежащего на бетонном полу.
Но, на самом деле, всё было совсем не так просто. Да и эта, довольно живописная сценка, что он только что разыграл им на пальцах незадачливый палач, тут же обернулась, вдруг, против самих подельников, предлагавших не водиться с удавкой, а голыми руками удавить несчастного.
– Ага, пускай, падла, твои шкодливые агальцы, сейчас на пищаке нарисуются и сделают дело, – гнев авторитетного сокамерника адресовался именно основному исполнителю-душегубу. – Вот только докажи потом ментам, что околеванец сам себе склеил боты.