, тисте эдур, отступник
Бен Адаэфон Делат, маг
Менандор, одиночница (сестра Рассвет)
Шелтана Лор, одиночница (сестра Сумерки)
Сукул Анхаду, одиночница (сестра Пятнистая)
Кильмандарос, Старшая богиня
Чик, тисте анди
Котильон, Узел, бог – покровитель убийц
Эмрот, разбитая т’лан имасс
Вал, привидение
Старый Дед Эрбат, тартенал
Умница, бывшая заключенная
Коротышка, бывшая заключенная
Пулли, ведьма шайхов
Сквиш, ведьма шайхов
Старший путь Куральд Эмурланн
Век раскола
На разодранной горем земле тела шести драконов лежали в ряд, протянувшийся не меньше чем на тысячу шагов, – разорванная плоть, сломанные кости, разинутые пасти и высохшие глаза. Там, где на землю пролилась кровь, налетевшие поживиться духи угодили в ловушку: когда кровь потемнела и впиталась в безжизненную глину, смесь затвердела остекленевшим камнем, и духи, извиваясь и отчаянно завывая, были обречены провести вечность в мрачном узилище.
Обнаженная фигура шла по тропе мимо павших драконов – крупная, им под стать, но пригнувшаяся к земле; шла на двух согнутых ногах с бедрами толщиной со ствол тысячелетнего дерева. Ширина плеч – с рост тартено тоблакаи; над толстой шеей, скрытой под лоснящейся гривой черных волос, вперед выдавалась передняя часть головы – лоб, скулы и челюсть, а черные зрачки глубоко запавших глаз были окружены светящимися белками. Тяжелые бледные груди покачивались на ходу, большие кисти непропорционально длинных рук едва не скребли по земле. Фигура шла мимо гниющих останков неожиданно ловкой, текучей поступью, и в каждой конечности, похоже, таились дополнительные суставы.
Кожа цвета выбеленной солнцем кости, испещренная красными прожилками на кистях рук, синяки вокруг костяшек, сетка глубоких порезов на коже до самой кости. Кулаки ободраны от сокрушительных ударов.
Фигура подняла голову и посмотрела на трех драконов, что парили высоко в небе среди клубящихся туч, то появляясь, то исчезая в дыму умирающего владения.
Приземистая фигура сжала кулаки, и из ее горла вырвался низкий рык.
Потом она двинулась дальше. Мимо последнего мертвого дракона, к началу холмов; самый большой из них был исковеркан, словно гигантский коготь процарапал сердце склона и пробил дыру, прореху в пространстве, в которую переливчатыми струями сочилась сила. Злобность этой энергии была очевидна по тому, как она пожирала края пробоины, кислотой въедаясь в скалу и валуны древнего уступа.