– Ну ладно, солдат! – сказал напоследок Калуга, видя, что урок пошел впрок и больше у бойца промашек не будет.
На такой, исключительно воспитательной, чуть ли не педагогической ноте он и расстался с подчиненным. После чего пошел прочь к своему отсеку, что ожидал его с так и не заправленной, после сна, койкой – с откинутым в сторону одеялом.
В этом унылом брезентовом помещении, что занимала их рота, родным казался даже этот закуток у кровати, что принадлежал лишь ему и напарнику.
Впрочем, в такой ситуации рядовой Кривченя вовсе не возражал, вновь наступившему для него одиночеству. Он даже радостно улыбнулся вослед, ушедшему досыпать, сержанту.
Все-таки понимал первогодок, как легко он только что отделался за свою немалую служебную оплошность.
Мог и куда больше неприятностей «огрестись» прямо на месте. А то и получить официальное взыскание от строгого заместителя командира взвода, да обошлось малым «втыком».
Хотя на самом виду была главная причина проявления и откровенной снисходительности, и заботы командира – развешанная вокруг на просушку одежда, спящих сейчас, десантников.
Верно – и сам заснул солдат, но виноват-то был, в том числе, сержант, отвечающий за то, чтобы было в палатке тепло и сухо. А это ох как нужно было друзьям-сослуживцам по роте, чрезвычайно уставшим минувшей ночью.
…Почти до самого рассвета их подразделение, несмотря на проливной дождь, разгружало, прибывшие «из-за речки», транспортники. Так, что теперь, чтобы к утреннему подъему хоть как-то могли высохнуть многочисленные сапоги и бушлаты, нужно было дать больше тепла, упущенного за ночь.
Именно ради них – развешанных сейчас на многочисленных подпорках вокруг печи предметов амуниции, как раз и раскочегарили «буржуйку», вновь уже нагревшуюся до необходимой кондиции
…Столь срочная ночная погрузка озадачила Сергея Калугу еще вчера, во время работы. И это чувство недосказанности чего-то начальством, с вечера поселившееся, в душе, не давало ему покоя и ночью, и сейчас – в предрассветный час.
Вновь улегшись на кровать, теперь прямо поверх одеяла, он еще раз вспомнил все то, что видел в выгружаемых самолетах. Пытаясь при этом понять: что конкретно поразило его тогда своей неординарностью?
Тем более что существенных причин для нынешнего душевного беспокойства и тогда, и теперь, когда есть что вспомнить, оказалось более чем достаточно.