Пластиковая головка душа, фыркая, пускала хилые прохладные струйки, которые щекотно стекали Лейле по ключицам и далее вниз по грудям, животу и бедрам, смывая липкую пленку испарины и желтоватый налет мелкой, как тальк, пыли, что скапливалась на коже (и когда успевала?). И так изо дня в день. На минуту-другую в темной душевой Лейла отрешалась от всех проблем, ощущая себя бездумно и блаженно, как жучок на листике. Думалось о Калифорнии, родине (приемной родине вообще-то). Она вовсю наяривала на велике, а ее братишка стоял во весь рост сзади, опершись ступнями о выступы оси. Или она шагала по настилу Редондо-Бич в своей любимой желтенькой ветровке, а ее крупная старшая сестра неумело катилась рядом на роликах.
Затем, выйдя из душа и осторожно ступая нагишом по темной комнате, Лейла вырубала вентилятор и птахой спархивала на свое продавленное ложе. Простыня натягивалась до груди и облекала, синевато-призрачная, словно лунный свет. В голове, понемногу оживая, начинали кружиться беспокойные мысли. Лейла же лишь вслушивалась в свое дыхание, взятое взаймы у воздуха, и лежала безмолвно: пускай себе блуждают. Хочешь заснуть апрельской ночью в Мандалае – лежи не шевелясь.
Аунг-Хла был возле ее дома в шесть утра, и они поехали. Все шло вполне себе благополучно, пока не уткнулись в длинный строй машин, застывший возле невесть откуда взявшегося блокпоста. Было перекрыто встречное движение. Лейла поглядела на Аунг-Хла: волнуется? Да вроде бы нет. И она села, набравшись терпения. Спустя полчаса с противоположной стороны показались два больших внедорожника. Когда они с ревом пронеслись мимо, караульщики разблокировали дорогу. До Мьо-Тхита добрались к часу дня. С самого прибытия это место показалось Лейле откровенно зловещим. Собаки здесь испуганно жались из страха перед камнями, которые в них никто не бросал. Двери на улицах закрывались, едва лишь стоило туда ступить. Продавец колы, подавая бутылочку, избегал смотреть Лейле в глаза. А в чайной на унылой главной площади она заметила, что Аунг-Хла приходится явно несладко (похоже, из-за того, что его здесь считают за прихвостня: ишь, катает иностранку).
Когда Лейла разыскала ту маленькую клинику, ей пришлось час дожидаться, пока у Ма Тхири появится время с ней присесть. Это раздражало, но куда денешься: женщина, безусловно, была занята со своими пациентами. Разумеется, это важнее, чем болтать с какой-то там иностранной богачкой, которой завтра уже и след простынет. Интересно, а сама она поступила бы не так, поменяйся они местами? Ведь понятно, за кого ее здесь принимают; более того, за кого она сама себя