Виния окинула взглядом цирк. Зрители нижних рядов были облачены в белое. По капризу Домициана сенаторы должны были являться в цирк, словно в курию – в парадных одеяниях. Средние ряды пестрели самыми яркими красками – там разместились богатые горожане. Однако случалось и простолюдинам отвоевать место, и тогда дорогой виссон, египетский лен, косский шелк соседствовали с грубой шерстью, и среди изысканных сиреневых, синих, изумрудных тонов возникало черное или коричневое пятно. Верхние ряды занимала беднота в тускло-серых, некрашеных туниках.
Виния сидела между дядей и братом и тихонько вздыхала: между ней и Фуском пролегла арена – ложа префекта преторианцев была напротив, рядом с императорским подиумом.
– Виния, – нежно позвал Гай Элий. – Не хочешь ли ты поменяться местами с дядей?
– Зачем это? – подозрительно спросила Виния.
Гай нагнулся к ее уху.
– Затем, что в самый напряженный момент ты вопьешься ногтями в соседа.
– Вот еще, – рассердилась Виния. – Неправда. Я всегда очень сдержана.
– Можешь уверять в этом префекта Фуска, но не меня.
– Вот и садись на место префекта, а его пришли сюда, – сварливо возразила Виния.
– Это невозможно. Разве что отправить тебя на ту сторону, а сюда позвать его дочь.
– Как? – удивилась Виния. – Корнелию может увлечь столь низменное зрелище?
– Вчера она уверяла, что придет.
– Я не слышала.
– Она сказала это при прощании. Я провожал ее до лектики, – напомнил Элий.
Виния загорелась.
– Гай, пожалуйста, пригласи ее. А я там устроюсь. Успеем, консулы еще не прибыли.
К немалому изумлению Винии и еще большему – Анция, Гай Элий легко согласился.
– Хорошо, пойдем.
– Гай! – окликнул сына Анций, но тот, верно, не расслышал – шум, царивший в цирке, вполне мог служить оправданием. Но почему-то взгляд Анция стал еще удивленнее.
Корнелий Фуск, усадив дочь, с ног до головы закутанную в белое покрывало, подошел перекинуться парой слов с египтянином Криспином, сидевшим по другую сторону императорского подиума. Египтянин – говорили, предки его торговали рабами – получил всаднический перстень от Домициана и считался доверенным лицом императора. Фуск держал с Криспином пари и хотел расспросить его о гнедой кобыле (Криспин во всеуслышание заявлял, будто видел ее еще у перекупщиков, и она вовсе не так хороша), а заодно послушать, как прошло утро на Палатине и откуда нынче дует ветер.