К концу недели на меня страшно было смотреть. Думала, худеть после депрессии дальше некуда. Оказалось есть. Коленки, ключицы, позвоночник и рёбра чуть ли не пропарывали одежду своей остротой, платье, сидевшее при выдаче слегка свободно, теперь крутилось, как хулахуп, волосы потускнели и превратились в солому, обламываясь на концах и вылезая пучками, а из зеркало взирало нечто с кругами под глазами и с кожей, похожей на застаревший пергамент.
От систематического недоедания кружилась голова и темнело в глазах, стоило нагнуться или подняться по лестнице. Приходилось придерживаться за стену, глубоко и часто дышать, чтобы не упасть при очередном госте.
Но, как бы тяжело мне не приходилось, махать тряпкой и чистить унитазы было менее унизительно, исполнения извращённых приказов хозяина. Лучше валиться с ног, шататься от слабости и усталости, чем ползать голышом и проверять на прочность глотку.
Надеялась, что в предсвадебной суматохе Немцов про меня забыл. А нет. Накануне торжества Поля принесла короткое, чёрное платье с микроскопическим передником и туфли на высоком каблуке.
– Игнат приказал приставить тебя на разнос напитков во время банкета, – покачала головой женщина, с жалостью смотря на меня. – Не успокоится никак. Мало ему того, что загонял тебя за неделю, так решил выжать последние соки.
– Приказал, так приказал, тёть Поль, – коснулась её руки в успокоительном жесте. Больно было смотреть на то, как она переживает и мечется между мной и любимым Игнатом, которого растила с рождения. Наверное, каждой матери тяжело смириться с тем, что её чадо превратилось в жестокого монстра.
Утром с трудом подняла себя с постели. Не знаю, на чём ещё держалась и как передвигалась. Мысли витали в какой-то прострации, а тело подвисало в невесомости. Не помню, как дотянула до обеда, как стилист прилизывала волосы и накладывала яркий макияж, на автомате переоделась, влезла в туфли и схватила поднос с шампанским.
Сквозь пелену наблюдала за регистрацией, держась в стороне и сгибаясь под тяжестью весело пузырящихся фужеров. В памяти отложилось только красное платье Лоры с открытыми плечами и глубоким декольте, да чёрный, классический костюм Игната, сидящий, как влитой. Почему-то, глаза цеплялись за его галстук в цвет наряда невесты, выбивающийся из строгого образа.