Особенно мне нравилось перекинуться парой слов с пекарем, Робертом. Пока он неторопливо, со знанием дела, наливал в чашку молоко и чай, то успевал подбодрить проголодавшихся посетителей не только вкусной выпечкой и согреть горячим напитком, но и находил теплые слова, подпитывающие, не хуже лакомств.
– Привет, Джадд, – приветствовал меня Роберт, превращая стол в цветочный луг, накрыв его скатертью в колокольчиках и расставляя, "мимикрировавший" под нее, чайный сервиз. – Я угощу тебя сегодня новым сортом чая, пироги только из печи, такие же румяные и свежие, как ты сегодня. Выбирай на свой вкус.
Я заказал Мелтон-Моубрейский пирог и стрескал его с таким удовольствием, что добавку получил за счет заведения, в награду за аппетит и непроизвольную рекламу.
Длительная пешая прогулка и сытный обед отняли много сил. В ногах и голове были одинаковые ощущения вязкости, грузности, немощности. Я решил посидеть еще немного у Роберта и, от нечего делать, принялся рассматривать других посетителей.
Внимание привлекла шумная компания. Четверо мужчин, довольно громко, что-то обсуждали. Какие-то фразы долетали до меня отчетливо, некоторые обрывками, но этого было достаточно, чтобы понять, что говорят они о модели корабля «Виктория» и об ее создателе – скульпторе Яне Бреннане.
Он был выходцем из нашего городка и многие жители гордились этим фактом, будто мастерство и слава земляка распространялись и на них.
В компании разгорелся спор между молодым, худощавым мужчиной с глазами на выкате, и пожилым господином с одутловатым, красным лицом.
Они спорили о том, сколько же скульптор провел часов за своей скрупулезной работой.
Двое других, не без удовольствия, наблюдали за конфликтом, по мере нарастания которого, пучеглазый все больше распалялся, таращил глаза, словно хотел поглотить ими оппонента, а тот парировал повышенным тоном и одышкой. Было видно, что препирательство давно вынесло обоих за рамки интереса к моделированию, истории и уж тем более личности Яна Бреннана, поместив спорщиков в более комфортные условия – на уровень незначительности, которую только и способен уловить и понять посредственный ум.
Припомнив полное название корабля, которое пишется с особым префиксом HMS (корабль Ее Величества) я вдруг понял, где раньше видел буквы, вышитые на бархате коробочки – на одной из яхт, только там они были сплетены в вензель. Тут же меня пронзила догадка и я поспешил удостовериться в ее правильности. Я позвонил матери. Она подтвердила, что на бронзовом щегле были те же буквы.