Мы подошли к машине.
– Тётя, что это?
– Это наша машина, доченька.
– Наса?
– Да, наша, – сдерживая улыбку, сказала я.
– И мой тоза? – продолжала Анюта.
– И твоя тоже.
Я посадила ребёнка на заднее сидение, пристегнула. Любопытству малышки не было конца, как, впрочем, и страху.
До дома ехать было недалеко, но путешествие это помню, как сейчас. Нижний край окон в машине был на уровне Аниных бровей, поэтому ей видно было только небо и верхушки деревьев. Вытаращив свои глазёнки, она не отрывала их от всего, что видела, пугалась больших машин, внезапно проходящих рядом. В зеркале заднего вида я наблюдала, как она, отшатываясь от окна, каждый раз крестилась, бормоча что-то себе под нос.
Когда мы приехали, я поставила машину на стоянку, объяснив Ане, что стоянка – это садик для машин, и они здесь спят. Дальше мы пошли пешком. Держа её руку, я чувствовала, как крепко она сжимает мою, как прижимается ко мне всё ближе и ближе.
Подойдя к небольшой аллее, вдоль которой росли деревья, Анюта остановилась и со слезами на глазах произнесла:
– Тётя, я туда не пойду, там лес, там волки!
Наблюдая всё это время за ней, ловя каждую эмоцию, как бы впитывая всю её, я не удивилась и без промедления ответила:
– Хорошо, пойдём по другой аллее, там только травка и цветы – нет деревьев!
Эта аллея шла от университетской площади. Люди обгоняли нас, люди шли нам навстречу. А мой ребёнок продолжал жаться к пока ещё незнакомой тёте, которая вдруг стала ему мамой. Так потихоньку мы преодолели первое препятствие.
На повороте во двор Аню напугала яма глубиной около полуметра. У неё затряслись ручки и ножки, бледное и до этого личико стало белее полотна.
– Тётя, тётя! – дёргая меня за руку, причитала Анюта, – я упаду, я упаду!
Пришлось обходить эту яму на расстоянии десяти метров и пробираться по газонам….