– Я его смутно помню: полноватый, высокий, нос немного вздёрнут. Когда меня поместили первый раз в Институт имени Сербского – знаете, наверное, такое место, – мы с ним разговорились как-то, и, когда речь зашла о «промывании мозгов», которые мне ежедневно устраивали врачи, он рассмеялся и сказал, что можно вот так сделать, и тогда все отстанут.
– Прошу поподробнее! Это очень важный момент. Он тебе предложил это сделать? Он вербовал тебя?
– Нет, пожалуй, даже не советовал, просто сказал, что вот так можно сделать, и всё.
– Внимательнее, внимательнее, Анохин! Ты прекрасно понимаешь, что вербовка была. Мы, слава Богу, уже разобрались в этом, ну так и говори конкретнее: да, мне предложили, я подумал и согласился. Вербовка была, чёрт побери!
– Пусть будет по-вашему. Да, мне предложили, я согласился.
– Вот так-то лучше. – Шпынков удовлетворённо откинулся на спинку стула. – Теперь подпиши. Здесь и здесь. – Он вздохнул, потянулся, затем устало проговорил: – Ладно, на сегодня заканчиваем, но ещё два вопроса. Первый: тебе сразу предложили звание полковника или ты, что называется, торговался?
– Да, сразу. И я сразу согласился.
– И тебя не удивило, что звание такое высокое? Ведь по военному билету ты, если не ошибаюсь, рядовой?
– Нет, не удивило.
– Ты был настолько уверен, что справишься со своими обязанностями?
– Да, безусловно.
– Хорошо, тогда второй вопрос. – Шпынков достал из стола фотографию и показал её Анатолию. – Это тот человек?
– Нет, ничего похожего.
Собственно, как получилось? У него были свои планы, но в издательстве попросили: нужно было что-то из истории, однако популярное, актуальное, на злобу дня. Конечно же, Иван Грозный – фигура как нельзя более подходящая.
Работа была для Крупейникова совершенно неинтересная: столько белых пятен в русской старинушке, а тут по исхоженным тропам ходить. Однако отказ означал бы угрозу испортить отношения с издательством, Александр Дмитриевич слишком хорошо это понимал.
Грозный так Грозный, Крупейников потихоньку начал обычную игру с редактором, отвоёвывая позиции, ожидая, что Пальчиков осадит его, когда он слишком уж зарвётся. Однако тот на сей раз оказался удивительно уступчивым.
Наверное, Крупейников и сам поддался обаянию столь внезапно обрушившихся перемен, вылез из окопчика – ну как же, свобода, пока другие вокруг страшатся да подрёмывают, пиши, говори, что хочешь!