Нет в моих чувствах упоенья,
И мне не снятся сновиденья.
А мгла ночей моих, прости,
Не теребит моей души.
Не вижу мигов для блаженства,
Манящих снов до искушенья.
– Ну что ж, испей, испей огня
Из сердца, где парит роса.
Что, трудно жить вам без меня?
Огня, огня хочет краса?!
О, ты, пленящая особа,
Любви и верности до гроба,
В разорванной моей груди
Лакай огонь мой до зари.
И в спешке крыльями огня
Глаз не гаси ни уголька.
Краса тихонько, боже мой,
Произнесла: «Прости, седой.
Не виновата я, беда,
Нет в сердце жара у меня.
Разбита этим вся судьба.
Любовь наука забрала.
Хочу кого-то я любить
И этот жар ему дарить.
А жара уже в сердце нет,
И нет звезды, дарящей свет».
– Мне, может, в птицу обратиться,
Чтобы огнем в любви делиться?
Как вам явить огонь для счастья?
С чем-то должны вы распрощаться.
У лебединого причала,
Где любовь вечностью звучала.
Ребро любви нужно сменить
И где-то новое вам вшить.
И разродитесь вы яйцом
Большой любви, её теплом.
Теперь исчезните, летите,
Крылом мне только помашите.
Огонь из сердца будто жертву
Пока дарю в полет, как песню.
Как фату завтрашнего дня,
С огнем и песней без конца.
Но вот фату огня, что я
Подарком сделал от себя,
Другого сердца не заденет
Да и обрадовать не смеет.
Её порвет печаль измены,
В душе оставив накипь пены.
И лишь ребенок из яйца
Вас будет радовать любя.
Прости, влетевшая в окно,
Что так в глазах моих темно.
Мой друг аспирант не знал, от кого этот букет, и передал мне, но когда я прочла письмо, то скорее расстроилась, чем обрадовалась. Его заинтриговало моё выражение лица, и он стал интересоваться причиной. Я ему все послания показала, но правильно разъяснить не смогла, и он сказал, что это бред выживающего из ума немолодого мужчины.
Меня этот ответ расстроил, и я, спросив себя, почему, ответа не нашла. Вечером, придя к себе домой и собрав все его послания, еще раз прочитала их. Вот незадача, опять расстроилась, ведь уже седой мужчина, а впал в юношескую стихотворную романтику. Тут поймала себя на мысли, что он напоминает мне чем-то моего отца. Вспомнила и то, что и сама в юности писала стихи. Когда мои стихи, в которых я выворачивала интимность своей души, привели к трагедии, я зареклась никогда больше не писать.
Стихи требуют откровенности, а у каждой женщины должна быть тайна.