Я услышал их говор. Я не различал, что они говорят, даже пару слов. Один из них подошел ко мне и что-то сказал. Я поднял голову и попытался им показать, что не понимаю их. Их воин ударил меня в ответ на мои знаки, но я не потерял сознание от удара.
Воины переглянулись, улыбнулись и начали бить меня ногам и руками. Я закрывался он них. Их было слишком много. Я чувствовал, как мои кости в груди сломались, а глаза налились кровью. Мне было больно, но я не издавал звука.
Они смеялись, радовались победе и наверно моей боли. Я открыл заплывшие глаза и увидел свой меч. Попробовал дотянуться до него – за это я получил удар с ноги по лицу. Моя шея чуть не сломалась от этого сильного удара.
Я попробовал дотянуться ещё раз, встав на колени, но получил удар по груди и упал на спину.
Они много говорили. Я их не понимал. Единственное, что понял: они пытались что-то сказать именно мне, но как мне что-нибудь можно было объяснить?
Двое подняли меня с земли, и я увидел свой меч. Несомненно, это мой меч! Форма и блеск, словно месяц луны! Он звал меня! Я слышал голоса. Они были повсюду! Меч звал меня, просил прекратить это осквернение!
Я схватил этот меч и прямым ударом вонзился в одного из воинов. Другие с яростным криком начали колоть меня. Я чувствовал, как холодное копье впивается в меня, словно лев, впивается в добычу, и топоры, которые ломали мне кости, словно рубили дерево.
Я умирал. В одиночестве. Среди врагов, но без страха…
Я так и не смог привыкнуть к грохоту двенадцатифунтового орудия. Каждый выстрел, который издавала пушка, пронзала мое тело насквозь, и я замирал на некоторое время, мое сердце будто останавливалось, и я умирал в своем сознании, но через пару мгновений снова оживал и тащил новый снаряд для следующей артподготовки.
Я начал служить ещё мальчишкой (мне не было и четырнадцати). Был 1699 год. По приказу нашего царя-батюшки! Хотя? Кого я обманываю!
Когда мы собрались всей деревней около дома помещика, наш священнослужитель Нестер зачитал приказ, в котором говорилось в воинской повинности перед государем. Вначале были приглашены добровольно, следом принудительно. Так я и попал – второй волной сбора, так как был из семьи холопов.
Нас отправили в лагерь под Ясенькой – небольшой деревней близ Петрограда. Как только приехали у нас спросили наши имена и фамилии. Большой гурьбой расположили в казармах, места было очень мало, ясам спал на полу, не разрешили даже сено подстелить.