Жил-был мужичок-старичок, с виду простой, да непростой. Играл Никитич на балалайке так, что каждый, кто музыку ту слышал, сразу понимал, как мир наш прекрасен. Слава о его таланте на всё царство-государство разнеслась. Знатные купцы, ремесленники, мудрецы и простолюдины – все к нам в село приезжали, Никитича и его трёхструнную послушать.
Вот как-то пошёл старик в лес, веток на новые веники надрать, и вдруг видит – не то женщина, не то берёза. Стан тонкий, как ствол, стройна, высока, руки худющие, как веточки, на ветру качаются, на лицо бледная, а волосы, ей-богу, не вру, зелёные, как трава луговая. Вот так мне Никитич и сказывал, волосы, говорил, как трава. Кланялась дева лесная Никитичу.
– Здравствуй, Иван Никитич, известный на всю округу балалайщик. Знаю я тебя, каждый вечер песни твои слушаю, что мне ветер из села твоего приносит. Я – Хозяйка леса, хранительница деревьев, цветов, трав, зверей и птиц. Всему хозяин нужен, вот и лесу тоже. Просьба к тебе есть, милый человек. Выручай, Никитич, я в долгу не останусь: украл злой хан моего коня, да не конь это вовсе, а душа лесная. Без него и я, и всё в лесу погибнет.
В землю старик Хозяйке поклонился и молвил:
– Лестна мне твоя речь, Хозяюшка. Только как мне с ханским войском сразиться? Как коня освободить? Я и в молодости богатырём не был, а сейчас совсем стар стал и немощен. Дело моё нехитрое: плугом землю пахать да на балалайке играть.
– Может и старый, но один ты так инструментом владеешь, что душа поёт под твои песни. Иди к хану, сыграй ему, чтоб заслушался, а дальше уже братья мои, Ветер и Дождь, сами коня освободят.
Согласился Никитич помочь, а как не согласиться-то, ведь сама Хозяйка леса просит. Взял балалайку, простился с родными и пошёл к ханскому лагерю.
– Коли жив буду, так вернусь. Не вернусь – не поминайте лихом, – сказал и был таков.
Раскинулось войско хана Аюма за дальней рекой, по всему берегу юрты расставлены, костры горят, скакуны породистые копытами землю русскую бьют, пар из ноздрей выпускают. Приехали проклятые дань собирать, а деревни, что платить откуп откажутся, хан приказал дотла сжигать. Лишь одна у Аюм-хана страсть была: лошадей, сказывали, любил он больше, чем людей, только с ними ласков был, гривы сам расчёсывал. А каким лихим наездником Аюм слыл – ни один молодой джигит повторить бы не смог ханские лихачества! Со всего света Аюм собирал своих скакунов, самых красивых, самых сильных, вот и коня Хозяйки леса арканом поймал да и увёл в свой табун.