Потом мы шли молча, ветер усиливался, и звезды меркли – одна подрожит, подрожит и гаснет, за ней другая, третья. Ветер все настойчивее, все грубее завывал в трубах, все наглее лез под одежду. Большая снежная туча двигалась с востока на поселок.
Мы повернули обратно. Теперь снег летел прямо в лицо.
– Я о правде! – закричал Вековой. – С ней так же трудно жить, как с красивой умной женщиной. Такая женщина требует постоянного внимания, о ней необходимо самоотречение заботиться и, что самое важное и обидное, – стараться не выглядеть дураком и не показывать слабости. Ваша жена была красивой?! – донес ветер его вопрос.
– Мне теперь трудно судить! – ответил я криком.
Пока мы добрались домой, разыгралась пурга. Одурманенный ветром снег – жесткий и колючий – дико и яростно метался по вспененным сугробам, по стонущей земле, слепо тычась в дома и изгороди.
– Вальпургиева ночь! – кричал весь белый Вековой. – Нельзя представить космический хаос, не видев настоящей пурги, да?!
Продрогшие и возбужденные, мы ввалились в дом.
Какое блаженство – хлебать горячий чай, обжигая озябшие красные пальцы о стекло стакана, когда, сбросив заледенелую одежду, усядешься у раскаленной дверцы печки и с каждым глотком счастливо чувствовать, как в тебе медленно и сладко расширяется живительное тепло! А за окном – убаюкивающий голос равнодушной к тебе пурги.
И Бог с нею, нынче она создает атмосферу уюта и благодушия. Радостно! Желанно! Вечно!
Вековой в трусах нежился на стуле, шумно дул в стакан, улыбался, вспотевший, просветленный.
– Я почти всю жизнь провел в городе. Нет, вру, в армии был в деревне, но там, конечно, ничего подобного не было. Всегда мечтал о таких зимних вечерах с печкой: сидишь себе в буран, подбрасываешь душистые поленья и наблюдаешь, как их трескуче и жадно глотает языкастый огонь, и чай под думу долгую или беседа – все как теперь, и спокойно на душе, благоуханно.
– Давай выпьем? – я закутался в плед, достал из подполья початую бутылку простенького коньяка, плеснул в стаканы, и мы дружно выпили, помолчали…
– Все думаю о любви. Страстная любовь – это гибельно, хочется унизиться, даже счастлив унизиться, а отвергнут – комплексы появляются, не каждому подняться… Самая распространенная форма любви – влечение физиологий, в принципе, ее по незнанию и называют любовью. Любовь – нечто большее, в ней, если и унижение, то разумное, гордое… Что бы вы сделали на моем месте? Я о Наталье Аркадьевне?