Утром опять уколы и снова он взял грудь. Она поняла, что он пойдёт на поправку, но не в этой обстановке. Хорошо, что было тепло. Она завернула его в пелёнки, и ушла из больницы. Откуда силы взялись! Она, сама обессиленная, несла сына домой, потому что оставить его там не могла, и остаться там сама тоже не могла. Шла через поле вдоль длинного забора. Ей всё время хотелось присесть к забору, а ещё лучше прилечь, но краем сознания она понимала, что если сядет, то уже не сможет встать. И она заставляла себя идти дальше. Она дошла до маминого дома, отдала бабушке спящего ребёнка, легла на её кровать, и провалилась в сон.
Разбудила её бабушка – она переодела Лёню, и Зоя дала ему грудь, и он снова поел и уснул. Вечером Зою проводили домой. Свекровь приняла её в штыки. Она сказала, что из больницы приезжали и грозились подать на Зою в суд, если ребёнку будет хуже. Но хуже ему, к счастью, не стало – он шёл на поправку. Свекровь сменила гнев на милость, и стала давать Лёньке кипячёную воду с крахмалом. Помогло, понос прекратился только через неделю, но температуры уже не было, и малыш брал грудь. Виталька выносил его на улицу, когда приходил с работы. Больничный лист Зое не дали. Пришлось написать заявление в счёт отпуска, но это – уже мелочи жизни. Главное – удалось спасти её сокровище.
В новом детсаду Зоя прижилась быстро и без проблем. Не зря хорошо училась – она на практике показала свои знания и умения. Дома тоже всё вошло в привычную колею. Пол в землянке был холодным даже летом, а Лёньку было не удержать на кровати, поэтому Виталик смастерил для сына качели, и подвесил эту конструкцию к потолку. Теперь, когда мать была чем-то занята или у неё просто уставали руки, она усаживала Лёню на качели, закрепляла с боков и впереди палочки-ограничители, и сидел малыш, покачиваясь, и держась за верёвки. Ему это поначалу нравилось, но быстро надоедало. Сам он выбраться не мог, и долго сидел в одном положении – печальный, грустно озирая знакомую обстановку. А у Виталия появилось новое увлечение: теперь он на фанерных дощечках выжигал разные рисунки электрическим прибором. Ещё одна радость: наступил июнь, и молодые, выбросив из кладовки в сенях весь хлам, переоборудовали эту кладовку под свою спальню. Туда же перенесли и Лёнькину кроватку. Зое захотелось громко крикнуть – свобода!! Как мало иногда нужно человеку для счастья! На травке возле их убогого жилища расстилали покрывало, и Лёнечка подолгу играл, сидя на покрывале под тёплыми лучами летнего солнышка. Ему нравилось стучать ложкой по металлической кружке. Бывало, что он стукал ложкой себя по лбу, но, поплакав, он снова принимался стучать, и приходил от этого в восторг. Его родители смеялись, глядя на него. Другими игрушками он играть не хотел. Да и игрушки в то время не могли вызвать интерес у ребёнка – это был примитив, окрашенный в грязные тона. К ним часто приходили дочки Полины – Люда 11-ти лет, и Галка 7-ми лет, они охотно играли с малышом, помогая своей бабушке. Виталий много фотографировал сына, и спустя много лет, Зоя, рассматривая пожелтевшие фото, вспоминала своё раннее замужество.