Исследователи Катерина Гаупт и Рональд Кейпер, изучавшие поведение ряда табунов, в том числе на острове Ассатиг возле североамериканского атлантического побережья, также отмечали, что «жеребцы не были ни доминантными, ни самыми агрессивными животными… и подчинялись некоторым кобылам».[29]
Я подозреваю, что миф о доминантности жеребцов просуществовал так долго благодаря тому, что их поведение куда более театрально. Они пыжатся, фыркают, ржут и визжат, а если доходит до настоящей драки, становятся на дыбы и проявляют прочие признаки воинственности. Кобылы, напротив, смиренно щиплют травку, выкармливают жеребят и не отличаются резким нравом.
Британская исследовательница Дебора Гудвин предполагает, что представление о доминировании жеребца может восходить к иерархической структуре нашей культуры.[30] Она считает, что именно собственная концентрация на доминировании заставляет нас зашоренными глазами взирать на взаимоотношения лошадей.
«Фактор шор» может быть причиной того, что нам часто не удается заметить гибкость природного поведения коней. Традиционно мы представляем себе наши отношения не в виде партнерства, а антропоцентрично, то есть считаем, что властны над лошадьми, а они нам подчиняются. Таково наше восприятие естественной природы вещей. На этом история якобы заканчивается, но мы невнимательны, а потому многое не понимаем. В частности, не учитывается тот факт, что общественная жизнь кобыл может быть довольно сложной. Одна кобыла может доминировать над второй, вторая над третьей – но третья, в свою очередь, над первой.
Более того, выходит, что кобылам не приходится вести жестокие схватки, чтобы добиться желаемого. Вместо этого они пользуются методикой терпения.
Например, Рэнсом полагает, что всего лишь около половины жеребят в изучавшихся им табунах рождалось от доминировавших в них жеребцов. Это открытие опровергает общепринятую точку зрения, утверждающую, что жеребцы часто убивают тех жеребят, чьими родителями не являются.[31] Я была удивлена.
«То есть кобылы “ходят налево”, когда никто этого не видит?» – спросила я.
Он ответил мне, рассказав историю кобылки по прозванию Высокий Хвост, невзрачной и невысокой лошадки с проваленной спиной и некрасивой шкурой. Мы наблюдали за ней у подножия гор Прайор, со стороны штата Вайоминг. Свое прозвище Высокий Хвост она получила из-за того, что репица хвоста находилась на ее крупе несколько выше положенного. Высокий Хвост, стареющая буланая лошадь с широкой и непрерывной черной полосой по спине, имела на холке и на нижней части передних ног полосы, как у зебры. За исключением этих очевидных отметин, Высокий Хвост ничем не отличалась от обыкновенной кобылы, пасущейся на поле фермы. Не зная повести ее жизни, можно было принять ее за пони или отставную пахотную лошадь. Дни славы и блеска в ее жизни давно миновали, и вы, пожалуй, не удостоили бы ее вторым взглядом.