— Ложись на живот, — кивает на кушетку Мастер Медведь, а сам удаляется куда-то туда, во тьму, где шуршит невидимой тканью, звякает невидимыми цепями.
Мы заходили — зал был закрыт черной драпировкой.
Мы зашли — и занавес сдвинули в сторону, открывая вход зрителям.
Что ж, мое условие не запрещало их. Других моделей — да, но не зрителей. Пусть смотрят. Если бы я не любила чужое внимание — я бы не соглашалась так охотно на участие в фешн-съемках моих любимых модельеров. И уж что греха таить — позировать я умею прекрасно. Так что даже вернувшийся ко мне Мастер Медведь одобрительно цокает языком, оценив, как непринужденно я устроилась в ожидании.
А потом вокруг моих лодыжек свивается первая петля.
Когда-то давно я ездила аж в Тамбов, чтобы встретиться с фотографом-шибаристом. Конечно, я не говорила никому, насколько зачарованно тогда смотрела на хитроумные узлы, опутывающие руки, ноги, тела его моделей.
И разумеется, ни в коем случае не изъявила желания, когда он устраивал нехитрое связывание для желающих посетительниц.
Нет, разумеется. Госпожа Сапфира не позволит себе ничего такого. Госпожа Сапфира — сама кого хочешь скрутит, и веревки ей для того не нужны. Госпожа Сапфира… кончилась месяц назад. И осталась та, которая просто закрывает глаза и сосредотачивается на ощущениях.
Виток, виток, виток…
Никакой спешки. Никаких промедлений. Сомнений тоже — ни малейших.
Будто издеваясь, он стягивает мои ноги тесно, узлами и петлями от лодыжек и до бедер. И такая у него крепкая вязка — я не разведу ноги даже сантиметров на пять, не то что для того, чтобы мужчина мог между ними пристроиться.
Впрочем, это даже хорошо. Вот это вот его насмешливое снисхождение меня не задевает. Я только ощущаю, как отпускают меня последние нити рассудочного беспокойства. Мне нечего бояться. Я и раньше знала. Просто… Не хотела рисковать.
Есть ведь границы того, что мне позволено в поисках Алексова наказания.
Их никто не проговаривал — я сама их для себя понимаю.
Мне не позволено ничего из того, что со мной делает Он. И с учетом того, что делает он со мной очень многое, тем интереснее было искать что-то принципиально новое.
— Руки скрести на груди.
Тишина вокруг колышется от хрипловатого голоса Мастера Медведя, пребывающего где-то глубоко в себе, от восхищенных шепотков наших наблюдателей. Прикосновения тишины — бархатистые, теплые, волнующие.